— Вадим, насколько современный Петербург приспособлен для жизни инвалидов?
— Приспосабливается понемногу. Для колясок уже существуют съезды с поребрика на проезжую часть, без проблем можно перебраться через дорогу. Но есть какой-то вредитель, придумавший «гениальное» изобретение — водостоки.
Во всех западных городах эти выемки на тротуарах покрыты решеточками, у нас — нет. Поэтому движение по некоторым улицам напоминает неровный бег «тындымского коня» — тын-дым, тын-дым… Недоработочка.
В крупных музеях — Эрмитаже и Русском — поставили подъемники, а в других? В театрах и концертных залах никаких приспособлений для помощи колясочникам не видел, разве что в Седьмом павильоне «Ленэкспо», где мы играли новый спектакль «Спам для фюрера». В павильон можно въехать без всяких ступенек, есть инвалидный туалет. Поэтому одно представление мы дали специально для колясочников под девизом «Театр — доступная среда». Слышал, что в Филармонии делают подъемник, лифт, специальный туалет, в Большом театре кукол, оснастилась Александринка. Оказывается, не так все это сложно, просто нужно захотеть.
Сцена — старый завод
— Город славен неформальными театрами, к которым относится и ваш «Комик-трест». Многие награждены «Золотыми масками», являются лауреатами международных фестивалей. А как город поддерживает неформалов?
— На примере нашего театра не могу сказать, что не поддерживает.
Да и это по отношению к «Комик-тресту» было бы уж совсем несправедливо: мы 15 лет существуем, представляем Петербург на зарубежных фестивалях, на «Днях культуры». Ну, а город предоставил нам в аренду репетиционную базу, дал какую-то денежку на новый спектакль.
Но проблема не в нашем коллективе — мы уже хитрые, ушлые, научились сами выживать, и то два года не играли в Питере, потому что — негде! Нет места, где могли бы выступать, экспериментировать молодые начинающие коллективы. Нам нужно «пространство» — например, старый, уже не работающий завод.
Однако нужны воля, решение губернатора или правительства города. Старинные заводы в центре имеются, но они или проданы, или продаются. Но не передаются художникам. Даже 15 лет назад существовала возможность выступать, сейчас ее практически нет. Последней площадкой была «Станция» в ДК Первой пятилетки, снесенном под Вторую сцену Мариинки.
Деньги «обкурившемуся маляру»
— Отдавать художникам старые заводы на Западе стало уже модой?
— Да, вот в этом году в Дании, на сахарном заводе, мы делали открытие фестиваля. Датским творческим коллективам предоставлено огромное помещение, где выступают театры, музыканты, висят картины художников, стоит скульптура.
На Западе неформалы даже избалованы помощью государства. Расскажу смешную историю. В Голландии творцы были сильно возмущены, когда правительство прекратило программу их поддержки. А программа была такая, что любой мог объявить себя художником и получить деньги на краски, холсты, мольберт. И вот обкурившийся в Амстердаме человек брал деньги, малевал что-то, и правительство было обязано купить у него произведение!
— Многие коллективы, начиная с «Лицедеев» Полунина, вынуждены были покинуть Питер. Если за все эти годы положение даже ухудшилось, почему вы, имея уже европейскую известность, не уезжаете?
— Каждый раз после гастролей журналисты обязательно спрашивают: «Почему вы вернулись?». Я устал отвечать, что, несмотря ни на что, в этот город буду возвращаться всегда, потому что здесь классно творить и жить! Наверное, особый воздух, выделяемый этим болотом, служит тому, что как на дрожжах вырастают неформальные театры. Те же Полунин, «Дерево» и «Шарманка» — хоть и уехали, но несут на себе печать Петербурга и до сих пор представляют его в мире.
Октябрятское детство «Газпрома»
— Реально ли неформальному театру найти спонсоров?
— У «Комик-треста» есть друзья, которые помогают не первый год. Один друг — на протяжении всех пятнадцати. Но мы обращаемся к ним тогда, когда уже полный кердык, и эти связи, повторяю, давние. А приди мы сейчас в какую-нибудь компанию, к примеру в «Газпром», — не думаю, что будем ей интересны.
Хотя… Расскажу такую историю: жизнь моя складывалась удачно до второго класса. Потому что в первом у нас была октябрятская звездочка, я был командиром, а в моем подчинении — четыре человека, одним из «лучиков» был Алексей Миллер. Потом мы переехали, я ушел в другую школу и покатился по наклонной плоскости — под моим началом таких людей больше не было!
— Уж если вы заговорили о «Газпроме» — как относитесь к его башне?
— Я не против, хоть вы меня убейте. Петербург должен развиваться. Есть город-музей Венеция, которая медленно умирает. Когда туда попадаешь, охватывает внутренняя паника — наводнение, затопило! И есть Париж, который, несмотря на новоделы, сохраняет свое обаяние, а Эйфелева башня стала его символом.
— Но в России, с характерными для нее крайностями, «развитие» вполне может привести к разрушению ансамбля Петербурга.
— Опасность есть, потому что для русской натуры характерны даже не крайности, а — бескрайности. И привыкли мы — разрушить «до основания, а затем…». Вот если бы сюда американцев. Вы знаете, кто лучше всего сохраняет свою культуру? Американцы. У них культуры нет, а если есть, то уж настолько молодая, что они изо всех сил ее берегут.
— В России любят ссылаться на то, что американцы, мол, богатые.
— А мы-то «бедные»! У нас же нет ни нефти, ни газа, ни умов… Хотя насчет умов, действительно, иногда задумываешься. Вот Петербург должен зарабатывать, принимая огромное количество туристов. Но у нас такие цены на гостиницы, что даже с точки зрения европейца это бред. Снизьте цену, сделайте так, чтобы могли приезжать студенты, пенсионеры.
Обаяние мумий
— Как житель центра города, какие проблемы вы видите здесь?
— Жизнь в центре, наверное, немного дороже, немного суетливее, чем в спальных районах. Но я бывал во многих городах мира, и по сравнению с Нью-Йорком наш центр — тихое, спокойное, благостное местечко. И как мне кажется, здесь чисто. Вот когда я первый раз попал в тот же Нью-Йорк, у меня был шок. Правда, во второй раз, через десять лет, было уже почище, но там губернатор сменился.
…Творческому человеку нужно жить в центре — не побоюсь этого слова — культуры.
— Но жители центра порой реже жителей окраин ходят в театры и музеи…
— Да, кто-то хорошо сказал: чем больше возможностей, тем меньше информации. И ленивые мы стали. Человек говорит: «А что Эрмитаж? Еще успею. Да и был я там, нас в школе водили». Классе в шестом я сам ходил в Эрмитаж, мне нравилось бродить по залам, особенно привлекали мумии: алтайская и египетская. А теперь в Питере не получается ходить по музеям и театрам — некогда, в основном выбираюсь за границей, во время гастролей. Сейчас вот опять уезжаем в Данию, будем делать совместный спектакль.
— Не знаю, как в Дании, а у нас на современное искусство слишком влияет попса. Ваш театр всегда делает смешные спектакли, не ощущаете, что восприятие юмора сильно подпорчено «аншлагами»?
— И все же в наше циничное время единственная возможность пробиться к человеку — через смех. Но не через животный, а через умный. Когда публика вместе с тобой начинает умно смеяться над чем-то, в этот момент она начинает тебе доверять, и ты можешь сказать ей все, что тебя волнует, что наболело.
Худрук «Комик-Трест» Вадим Фиссон отмечает юбилей 
Все мы прекрасные люди! Сергей Перегудов о героях и ветряных мельницах