Лицо смерти
Такими остались в памяти Рудольфа Вализера мирные годы его ленинградского детства. Всё изменилось в июне 1941 года. В первые дни войны люди верили, что советские войска быстро вытеснят врага, но 8 сентября стало ясно - положение тяжёлое. Началась блокада.
- Мне было тогда шесть лет. Страха не помню, в отличие от постоянного чувства голода. Наш посёлок стоял на окраине Ленинграда и от городских коммуникаций не зависел. У нас была своя канализация, при отсутствии электричества - лучинные свечи, собственный колодец. Выручал свой сад. Осенью 1941 с огорода собрали всё, что можно было, - ничего на земле не оставили. Урожаем делились и с соседями. Трудное было время, но друг друга поддерживали, - вспоминает Рудольф Иванович.
К постоянной нехватке еды вскоре привыкли, как и к пролетающим военным самолётам, вою сирен, бомбёжкам, взрывам. Привыкли и к смерти. Самое страшное воспоминание связано со взрывом фугасной бомбы, которая попала в проходящий трамвай. Когда пыль рассеялась, первое, что бросилось в глаза, - раскуроченный вагон и части тел.
Отца Рудольфа в армию не призвали по состоянию здоровья. Он день и ночь пропадал на работе. Мама была занята домашними делами. И только у ребят жизнь шла своим чередом, но с поправкой на войну. Главной забавой мальчишек было рассматривать пролетающие самолёты и определять, где наши, а где враги. После бомбёжки бежали в сад, чтобы отковыривать с деревьев осколки.
Даже в блокаду взрослые старались сохранить традиции мирной жизни хотя бы для самых младших. В канун нового 1942 года в Политехническом институте для детей сотрудников устроили праздник. Двоюродная сестра Рудольфа, работавшая там лаборанткой, взяла его с сестрой на утренник. Всё было как полагается: Дед Мороз, Снегурочка, ёлка, хоровод и подарки.
- Подарили нам очень маленький кусочек хлеба с селёдкой. Это было такое удовольствие, до сих пор помню тот вкус, - рассказывает Рудольф Иванович.
Ели всё, чем нельзя было отравиться. Как-то тётя позвала маленького Рудольфа в гости и поставила на стол угощение - холодец. Было вкусно. Но любопытство не давало покоя: откуда взяла? Оказалось, она под снегом выкопала лошадиную шкуру, очистила её и сварила студень.
В Сибирь
В конце марта 1942 года вышло решение совета обороны Ленинграда об эвакуации. «Возможно, это нас и спасло от смерти», - рассуждает сейчас Рудольф Иванович.
Финнов, немцев, латышей, эстонцев - всех должны были вывезти из города. С собой разрешили взять то, что могли унести. Помимо вещей первой необходимости старшие Вализеры взяли швейную машинку «Зингер».
- Дорогу отлично помню. На Ладожском озере лёд уже треснул местами, и машины объезжали эти участки. На одной из станций нас погрузили в товарные вагоны и повезли дальше. В них были сделаны полати, стояла печурка. Кормили горячей водой и кусочком хлеба. Ехали очень долго. По пути многие погибли.
Знали, что везут в Сибирь. Через казавшуюся бесконечной череду недель состав остановился в селе Омутинка Тюменской области. Первым делом всех повели в баню: одежду прожарили от вшей. Определили Вализеров в деревню Крутая на подселение к местным жителям. Прожили там около месяца. К гостям хозяева отнеслись настороженно: боялись, что будут воровать, прятали еду.
- Но мы были не так воспитаны. Чужое не брали, даже когда сами голодали, - поясняет Вализер.
Поэтому и отношение вскоре изменилось: появилось доверие, с переселенцами стали делиться.
В июне вынужденное путешествие продолжилось. Конечной точкой стал посёлок Чёрный мыс в Сургуте. Отец устроился на работу в моторно-рыболовную станцию. Жили то в бараках, то на подселении.
- А потом папа построил избушку: метр - в земле, метр - над землёй. В ней мы и прожили до конца войны. В посёлке были одни переселенцы: кулаки, эвакуированные, - вспоминает Рудольф Иванович. - К нам, как к блокадникам, относились очень хорошо: помогали, делились. Они видели, насколько люди истощены, ведь многих хоронили уже здесь - организм не мог восстановиться.
Известие об окончании войны восприняли, как скорое возвращение домой. Ехать собрались первым же пароходом. Вещи уже стояли упакованные у двери.
- Но мама решила сжечь ненужные бумаги перед отъездом. Нашла на полке кулёк с семенами лука и тоже решила отправить в печь. Как только он попал в огонь, произошёл сильный взрыв. На маме загорелась шерстяная кофта, в огне она выбежала из дома, тут уже соседи помогли потушить пламя, - говорит герой, поясняя - оказалось, в кульке отец-охотник хранил порох.
В больнице мама Рудольфа Ивановича пролежала около двух месяцев. В итоге в конце октября на последнем пароходе «Гусихин» отправились в Тюмень. Шли очень долго. Периодически судно садилось на мель, пассажиры с вещами выходили и брели по берегу. К тому же приходилось делать остановки, чтобы с поленниц на берегу взять дрова на пароход - угля, чтобы топить, не было. Доплыли до деревни Созонова, и судно сковало льдом. Добраться до Тюмени смогли только спустя пару недель, когда пришёл ледокол. И то довезли только до деревни, что была недалеко от города. Дальше шли пешком.
- Отец раздобыл сани, погрузили мы в них свои вещи и десятки километров шли до города, - рассказывает Рудольф Иванович. - Думали, немного переждём и поедем в Ленинград. Но тут вышло постановление о запрете въезда в родной город. А потом ещё хуже: их посчитали спецпоселенцами.
- В 16 лет я получил паспорт, и в нём поставили большую печать, которая запрещала выезд за пределы проживания на 6 км. Нарушение строго каралось: вплоть до принудительных работ, - говорит Рудольф Иванович.
Так у семьи Вализер начался тюменский этап жизни.
Всё проходит
Штамп в паспорте принёс немало трудностей в жизни Рудольфа Ивановича. Из-за этого не исполнилась его заветная мечта - стать лётчиком. В 15 лет он ходил в ДОСААФ, о самолётах знал всё. После года занятий ему дали рекомендацию в Новосибирскую школу планеристов, учителя заверяли - у него талант. Но направление на учёбу давали только через военкомат. Там же из-за штампа развернули у двери.
- И я бросил учиться совсем. Пошёл работать в строящийся аэропорт сначала грузчиком, потом слесарем. Но осознание того, что учёбу всё же надо продолжить, через год пришло, - вспоминает Рудольф Иванович.
С этого момента учебные заведения в его жизни стали меняться одно за другим: школа, затем техникум, где он встретился с будущей женой. Позже - работа по распределению в тобольской машино-тракторной стации, затем в колхозе.
- Работать за трудодни не хотел. Своего жилья не было. Беременная жена спала на полу. Чтобы купить кровать, нужно было отдать более ста яиц. Как-то приехал друг и позвал в училище преподавателем.
Я пришёл к председателю и попросил документы. Он отказал. Я развернулся и ушёл без трудовой.
Позже директор училища сообщил: за самовольный уход Рудольфа исключили из партии. В ответ «обвиняемый» удивился: я в комсомоле-то никогда не был!
В Тюмень его семья перебралась, когда родился второй сын. Там и обосновалась. Побывать в Ленинграде ему удалось только спустя двадцать лет. Родная сестра к тому времени переехала в Санкт-Петербург и вышла замуж. На свадьбу поехали и мама с братом. Остановились на Гражданке у
знакомых.
- Из их окна был виден наш дом, сад. Я сказал маме: «Сходим?», но она промолвила: «Не могу». Так издалека только и посмотрели на наше бывшее жильё. А спустя время этот дом и вовсе снесли, сейчас там Гражданский проспект, - говорит наш герой.
Сегодня у 83-летнего Рудольфа Ивановича двое детей (один сын умер), четыре внука и правнучка. Несмотря на возраст, он продолжает работать, разбирается в компьютерах и не представляет свою жизнь без автомобиля. «Пока я ещё не хочу сдаваться», - улыбается он.
Обиды и злости на то, как сложилась жизнь, у него нет.
- Понимаешь, всё проходит. Когда умер Андрей Жданов, один из организаторов репрессий, мама плакала. Когда Сталин умер, тоже не могла сдержать слёз. Жизнь - она есть жизнь. Мы сами её строим. У некоторых всё сложилось ещё хуже, чем у нас, - признаётся Рудольф Иванович.
Война прошлась катком по судьбам 
«Тот, кто умер, уже не страдает». Блокадные заметки медработника Захарьевой 
Смерть ходила по пятам. Деревенская жизнь не испугала юную ленинградку 
Ещё споём! Псковитянка с берегов Невы не привыкла сдаваться обстоятельствам 
Разноцветные платья под пулями. Блокадные дни Анна Амосова из Ангарска