В ночь с 7 на 8 августа 1941 года балтийские летчики 1-го минно-торпедного полка во главе совершили налет на военные объекты Берлина. Эта операция стала первым предупреждением Третьему рейху – «блицкриг» не получится.
Готовность № 1
Стоит отметить, что первые часы и дни войны для советских ВМФ оказались, в сравнении с сухопутными войсками, очень удачными – флот встретил нападение врага во всеоружии. Этим моряки обязаны тогдашнему наркому ВМФ, адмиралу Николаю Кузнецову, который оказался единственным советским военачальником такого ранга, решившимся взять на себя ответственность и в ночь на 22 июня объявить по флотам западного направления полную боеготовность.
Вот как описывает этот момент в своих мемуарах сам Кузнецов:
«В наркомате мне доложили: экстренный приказ уже передан. Он совсем короток – сигнал, по которому на местах знают, что делать. Все же для прохождения телеграммы нужно какое-то время, а оно дорого. Берусь за телефонную трубку. Первый звонок на Балтику – В. Ф. Трибуцу:
«Не дожидаясь получения телеграммы, которая вам уже послана, переводите флот на оперативную готовность номер один – боевую. Повторяю еще раз – боевую! Открывать огонь можно и нужно!», – пишет Кузнецов, который спустя несколько минут сделал аналогичные звонки в Мурманск и Севастополь.
В результате в первые дни войны советский флот не только не потерял ни одного корабля, но даже сохранил способность к контратакам.
И хотя позже общая катастрофа советских войск на суше затронула и моряков, в целом именно флот сохранил свой оборонительный и наступательный потенциал – доказательством чего стала оборона полуострова Ханко и битва за Моонзундский архипелаг. Линия фронта откатывалась все дальше на восток, а моряки, оставшись в тылу врага, держали оборону, отвлекая на себя силы оккупантов и мешая им захватить господство в море.
Поэтому немудрено, что когда в ставке Верховного Главнокомандующего приняли решение о нанесении авиаудара возмездия по Берлину, то обратились именно к морякам балтийцам.
Опровергнуть Геринга
Налет на Берлин спровоцировали сами немцы. 22 июля они впервые бомбили Москву, а 24 июля сбросили на столицу СССР свыше 300 тонн фугасов и зажигательных бомб. Министр пропаганды Йозеф Геббельс заявил, что советская авиация полностью разгромлена, а командующий ВВС Германии Герман Геринг хвастливо пообещал, что «ни одна бомба никогда не упадет на столицу Рейха!». Берлин жил своей обычной жизнью – по вечерам горели огни ресторанов, бурлила светская жизнь, а война шла где-то там, за тысячи километров. Однако вскоре это изменится.
26 июля на встрече с Иосифом Сталиным Николай Кузнецов совместно с командующим ВВС ВМФ СССР генерал-лейтенантом Семеном Жаворонковым предлагают нанести авиаудар по столице Германии. Плацдармом для него должен стать аэропорт на острове Сааремаа – он находится в глубоком тылу германских войск, но по-прежнему успешно обороняется советскими войсками. Идея Сталину нравится, и 27 июля 1941 года 1-му минно-торпедному авиационному полку 8-й авиабригады ВВС Балтийского флота под командованием полковника Преображенского был отдан личный приказ Сталина: произвести бомбовый удар по Берлину и его военно-промышленным объектам. Ответственным за успешное выполнение приказа назначен лично Николай Кузнецов.
2 августа из Кронштадта в условиях повышенной секретности и под сильной охраной вышел морской караван, состоящий из тральщиков и самоходных барж с запасом бомб и авиационного топлива для ударной группы летчиков. Подвигом было само это путешествие – корабли прошли через заминированный Финский залив, зашли в уже осажденный немцами Таллин, а утром 3 августа караван подошел к причалам Сааремаа.
В ночь на 6 августа пять советских самолетов поднялись в воздух и совершили разведывательный полет на Берлин, а уже 7 августа к вражеской столице двинулись основные силы.
«Мое место – Берлин!»
В 21.00 7 августа с аэродрома поднялась особая ударная группа из 15 бомбардировщиков ВВС Балтийского флота под командованием командира полка полковника Преображенского, загруженных бомбами ФАБ-100 и листовками. Самолеты шли на высоте 7 километров в полном радиомолчании. Несмотря на летнее время, температура за бортом достигала -40 градусов, обмерзали и стекла кабин, и очки шлемов, а пилотам приходилось дышать через кислородные маски. Через 3 часа советские самолеты достигли границы Германии и начали снижаться. Немецкие наблюдатели заметили авиагруппу, но будучи уверенными, что со стороны СССР им ничего не грозит (Геббельс же пообещал!), принимали самолеты за свои, сбившиеся с курса. Немецкие ПВО даже сигналили, показывая советским бомбардировщикам, где находятся ближайшие аэродромы для посадки.
В 1.30 8 августа пять самолетов сбросили бомбы на хорошо освещенный Берлин, остальные отбомбились по берлинскому предместью и Штеттину. Вот тут-то вражеские зенитчики поняли свою ошибку. По небу заметались лучи прожекторов, заработали зенитные пушки. Соблюдать радиомолчание было уже бессмысленно, и радист Василий Кротенко сообщил в эфире: «Мое место – Берлин! Задачу выполнили. Возвращаемся на базу!». В 4 утра 8 августа после семичасового полета экипажи без потерь вернулись на аэродром.
Сказать, что в Берлине испытали шок, – значит преуменьшить эффект бомбардировки. Конечно, серьезных разрушений несколько авиабомб нанести не могли, но сам факт воздушной угрозы со стороны вроде бы уже разгромленной советской авиации заставлял о многом задуматься. Изначально немцы даже не могли поверить, что налет осуществили с восточного фронта, и заподозрили в дерзкой атаке англичан.
«В ночь с 7 на 8 августа крупные силы английской авиации в количестве 150 самолетов пытались бомбить нашу столицу... Из прорвавшихся к городу 15 самолетов 9 сбиты», – воодушевленно врало немецкое радио. На что британское ВВС флегматично заметило: «Сообщение очень интересно и загадочно, так как 7-8 августа английская авиация над Берлином не летала». Зато в советской прессе про удар по Берлину писали много. Уже 8 августа Сталин подписал специальный приказ, в котором помимо благодарности объявлялось о выдаче каждому члену экипажей по 2 тысячи рублей. 13 августа первым четырем летчикам: полковнику Преображенскому Е. Н., капитанам Гречишникову В. А., Плоткину М. Н., Ефремову А. Я. и штурману флагманского экипажа капитану Хохлову П. И. было присвоено звание Героев Советского Союза.
Месяц атак
Впрочем, выводы о боеспособности советской авиации немцы сделали верные – последующие вылеты для наших летчиков уже не были столь беспроблемными. 10 августа из 10 вылетевших машин до Берлина добрались только 6, а вернулись на базу всего 2 экипажа. Еще 2 самолета совершили посадку на другие советские аэродромы. Подвела и секретность – две машины пострадали от «дружественного огня» и были атакованы нашими же истребителями, еще два самолета «достали» немецкие зенитчики.
Но бомбардировки Берлина продолжились. Всего за время вылетов советская авиация потеряла 17 самолетов, погибли 7 экипажей. На город сбросили 21 тонну бомб и множество агитационных материалов. Гитлер требовал от своих генералов «ликвидировать военно-морские и военно-воздушные базы на островах Эзель и Даго, и в первую очередь – аэродромы, с которых производятся налеты на Берлин». Однако вылеты были прекращены только 5 сентября, после того как советское командование признало нецелесообразным сохранение баз в глубоком тылу врага и приняло решение об оставлении Таллина и Моонзундского архипелага. Советские летчики уходили, чтобы через некоторое время вернуться с Победой.
Последний вылет. Как летчики увели МИ-8 от жилых домов в Ленобласти 
Возвращение домой. Как в болоте нашли тело летчика, пропавшего 77 лет назад 
«Побег из ада» Бекмамбетова. В Кронштадте снимают фильм о советском летчике 
Какие аэродромы защищали блокадный Ленинград?