На территории Ленинградской области множество деревень, в чьем названии сквозит нерусская речь: Аропаккузи, Перикюля, Кавелахти, Юля-Пурская, Ретселя: И хотя в большей части этих поселений живут вполне русские люди, есть деревушки, где старухи на улице окликают друг друга по-фински, а из лопухов на старых кладбищах поднимаются величественные руины лютеранских кирх, сложенных из местного бута. Это остатки зажиточной некогда Ингерманландии - территории вокруг Финского залива, населенной финнами-переселенцами.
Завоеватели в лаптях
Один ретивый славянофил заявил, что ингерманландской проблемы у нас нет - мол, эти люди даже ингерманландцами себя не называют. Правильно, потому что так их назвали шведы. Сами они называют себя инкери. С точки зрения истории это молодой народ - он оформился только в XVII веке, когда шведы стали активно заселять своими подданными берега залива и Ижорскую возвышенность. Шведы потянулись в Россию только в петровские времена - на государственную службу, а финнам-крестьянам выпала доля осваивать ижорские пустоши в Смутное время. Конечно, там водилось коренное население (родственная финнам ижора и водь, а также русские), но все-таки не в таком количестве, чтобы не хватало земли. Некоторые историки норовят выставить инкери этакими захватчиками и угнетателями, но там угнетать было сложно: территории большие, полупустые, а переселенцы отнюдь не богаты.
Потом уже инкери стали селиться и на Карельском перешейке - был даже Куйвозовский район, это где нынешние Токсово и Кузьмолово. Но занятие у них было все то же: землю пахать, сено косить, коров доить и грибы собирать. Чухонцы, как называли их русские, снабжали Петербург первосортным маслом, орехами, сушеными грибами и прочей снедью. Они были, конечно, лютеране, но все же какие-никакие, с точки зрения православного, христиане. Основным "недостатком" инкери в глазах русского человека было трудолюбие - на тощих землях они ухитрялись добиваться хороших урожаев, и скот был холеным.
При советской власти финское население пережило несколько катаклизмов, в результате чего часть инкери навсегда осталась в Сибири, на Урале, в Эстонии, в Финляндии. Только с началом перестройки снова можно было говорить об Ингерманландии как исторической провинции, а ее немногочисленный народ получил право на свою историю. Как сказали две старушки-инкери, Ида Карху и Инга Ритари: "Теперь мы не чухна для русских и не русские для финнов".
Кирху разобрали руками
И Ида Сидоровна, и Инга Петровна (так у них написано в паспортах) сейчас живут в поселке Тайцы Гатчинского района. И еще много других бабушек-инкери из окрестных деревень. Здесь 10 лет назад появился первый в области Центр социальной реабилитации для лиц преклонного возраста, построенный финнами по договору с администрацией области. Естественно, больше всего в нем инкери, но бывают и русские, и представители других народов. Практически одни старушки - старики либо не доживают до такого возраста, либо до последнего отказываются отправляться в "богадельню". Но это не классический дом престарелых, когда пожилой человек отдает государству свое жилье и поступает на гособеспечение. Здесь можно жить не больше трех месяцев: подлечился, подкормился - и назад, в деревню.
Старушки беседуют между собой - неважно, что одна не слышит, другая плохо говорит после инсульта, а третья ничего не помнит. Посторонние, но заинтересованные слушатели сюда забредают очень редко. А каждая из старушек - кладезь воспоминаний. Вот кто знает, что неподалеку от Токсова когда-то была деревня Охта? А маленькая Ида Карху там рыбу ловила. Всю ее деревню в 1936 году выселили в Новгородскую область - с телегами, лошадьми, коровами, кухонной утварью, ничего нельзя было оставлять. Теперь на месте родной деревни Иды Сидоровны - развалины воинской части, построенной, в свою очередь, на руинах Охты. Путем долгих мытарств семья Карху оказалась в деревне Шпаньково Гатчинского района - там был финский колхоз-миллионер, полные закрома зерна, тучные коровы, сортовой картофель, крепкие дома и ни одного лодыря. И была красавица-кирха из желто-розового бута - с люстрами, наборным полом, органом, - поражавшая воображение крестьян.
От кирха теперь остались одни стены. Мы всегда думали, что это последствия войны. Ида Сидоровна машет руками: "Что вы, она целая была и в войну, только один угол снарядом зацепило. Орган немцы увезли, а сломали церковь мальчишки. Из пришлых - после войны приехали русские откуда-то издалека, это все им было чужое, вот они и растаскали кирху по камешку руками".
Инкери - прежде всего крестьяне
Больше повезло Скворицкой кирхе в деревне Петрово (знающие люди ставят ударение на первом слоге). У нее тоже нет крыши, но целы стены. Немцы-лютеране, ходившие в кирху во время оккупации, прихватили с собой всю церковную библиотеку и кое-какие ценные вещи. У стены кирхи - могила пастора, похороненного здесь в 1937 году. Но Инга Ритари говорит, что это был не последний пастор Сквориц: "Последний - звали его Ядинен - пережил войну. После войны одни его видели на лесозаготовках, другие знали место, где его расстреляли". Рядом с кладбищем стоит крошечная деревянная кирхочка - ее за три дня построили финны. Старую церковь тоже пытаются реставрировать. Хотели и Шпаньковскую возродить, но за послевоенные годы ее окопали вокруг карьерами, так что к ней просто не подъехать.
Инга Петровна родилась рядом с Тайцами - в деревне Большое Рейзино. Их колхоз тоже был очень богатым, она вспоминает: "Никто из деревни не уехал в Ленинград". И хотя она сама стала учительницей, тоже всю жизнь провела в деревне. Ее семью - как и все финские семьи с оккупированных немцами территорий - увезли в Финляндию. Вероятно, там можно было остаться, что некоторые и сделали. Но большинство инкери хотело назад. Родина для них - эта та деревня, где они родились, где стоит их дом, пусть даже от него остался один фундамент. Когда изгнанники вернулись в свои деревни, они обнаружили, что в уцелевших домах живут пришлые люди, а их, инкери, называют "приезжей чухной" и перед приемом в колхоз пытаются тщательно проверить.
Сейчас много говорят о возрождении ингерманландской культуры, пытаются восстанавливать кирхи, ратуют за возвращение на родину инкери из других краев. Но по-прежнему в печальных, обнищавших за последние лет семьдесят ижорских деревнях, где людно только летом, когда приезжают дачники, остается все меньше старожилов, которые помнят свои корни.