Продолжение. Начало в NN 24-28, 30, 32, 34, 36-52 2002 г., N 5, 8, 10 2003 г.
В 16-м году Сологуб переедет на Васильевский (9-я линия, 44). А после революции поселится рядом - в этом вот доме (10-я линия, 5/37). Но "рядом" ли? Ведь между этими адресами не год-другой разницы - эпоха. Там слава крупнейшего поэта, тут - старичок с обмотанной вокруг шеи тряпкой, тянущий на салазках гнилые шпалы для печки. Там он - элита, здесь его под утро едва не арестовывает чекист: спрашивает у дворника, где живет Сологуб, и не зная, что настоящее имя поэта Тетерников, бросив дворнику привычную фразу пролетариата: "Ну его в болото!", исчезает... Наконец, там он любящий муж, а здесь - вдовец, потерявший жену...
Да, Сологуба забудут на десятилетия. А ведь умирая, он скажет Чуковскому: "У меня только ненапечатанных стихов 1234". - "Строк?" - не поверит тот. "Нет, стихотворений"... "Просто он стал неактуален, - добавит и друг его, литератор Иванов-Разумник, - ужасные стихи Уткиных, Алтаузенов, Светловых - печатались, замечательные стихи Сологуба - складывались им в стол". А все "тупоголовые" - так и только так стал называть большевиков Сологуб и спорил с Разумником: сколько продержатся они - 300 лет, как татары, или все-таки 200? Хотя и это не вся правда. Ведь Сологуб каждый год когда-то устраивал вечера в "пользу ссыльных большевиков". Богачи шли на вечера, сам Митька Рубинштейн бывал. Жалел, жалел поэт большевиков, которые никого не пожалеют...
Здесь, на втором этаже углового дома, висело восемь полок его книг. "В хорошую погоду, - пишет Георгий Иванов, - выходил гулять на Неву, до часовни у Николаевского моста, и по солнечной стороне обратно. Вечером под зеленой лампой писал стихи "бержеретты" во вкусе XVIII века". Внешне был лоялен к властям, скажу больше, был бессменным председателем Союза писателей, но внутренне ждал чуда - свержения ненавистной власти. А еще ждал лета, чтобы уехать в деревню, где у Сологубов была корова. "Видел в этой корове все, - писал Николай Оцуп, - и благополучную, сытую жизнь, и, главное, дорогостоящие заграничные паспорта для себя и жены".
Чеботаревская, "блестя глазами", торопила события, рассказывала даже на улице, в хлебной очереди, что скоро сбудется ее мечта - "вырваться из ада"... "То, что ад в ней самой и никакой Париж с "белыми булками и портвейном для Федора Кузьмича" ничего не изменит - не сознавала, - пишет Г. Иванов. - Отводила в сторону "друзей"... шептала: через десять дней". Да, Сологуб через Троцкого, потом Горького пытался выехать за границу. Политбюро ЦК партии отклоняло ходатайства, потом разрешало выезд, и вновь запрещало. Это, пишет Ходасевич, "поколебало душевное равновесие Чеботаревской: когда все было улажено, в припадке меланхолии она бросилась с моста"...
"Милая Настичка" трижды покушалась на самоубийство. Но о последней попытке мнения расходятся. Говорили, что поводом стал отказ в заграничных паспортах. Ахматова, видевшая ее за несколько дней до смерти, утверждала: причина - несчастная любовь. А Оцуп и Разумник считали, что Чеботаревская "принесла себя в жертву", спасая Сологуба. Она решила, пишет Разумник, что после смерти Блока и Гумилева третьей жертвой станет ее муж. И спасти его можно, только заслонив собой...
Жертвоприношение!.. Оно случилось в холодный сентябрьский вечер 21-го года. "Зная состояние жены, Сологуб стерег ее, но иногда все-таки надо было выходить из дому за пайком или за гонораром. В одну из таких отлучек, - пишет Оцуп, - она, надев валенки... добежала до моста, бросилась в Неву и с криком "Господи, спаси!" исчезла под водой". Г. Иванов утверждал, что "бросилась с Николаевского моста", какой-то матрос де видел. Но точнее напишет Чулков: "Воспользовавшись тем, что Сологуб вышел в аптеку за бромом, она убежала из дому и бросилась с дамбы Тучкова моста в Ждановку". Именно с Тучкова моста... На другой день на 10-ю линию зайдет к Сологубу Оцуп. "Как здоровье Анастасии Николаевны?" - спросит. "Ее нет", - ответит тот и надолго замолчит. Не сразу Оцуп уловит странное бормотание поэта, почти бред. "Корова, - скажет Сологуб как бы себе, - я говорил жене, если продать корову, можно выручить деньги. Все равно они... себе оставляли сливки... И вот с моста. А может быть, не она?.. Продали бы вовремя корову..." Страшно подумать, семь месяцев будет ждать ее в этом доме поэт, накрывать стол на двоих и не прикасаться к ее вязанию: одна спица воткнута в шерсть, другая рядом - все как оставила она...
Сологуб умрет через 6 лет в доме (наб. Ждановки, 3), окна которого как раз будут смотреть на Тучков. Умрет в декабре, как и предсказал в стихах. "Как ему не хотелось умирать! - вспоминал Разумник. - Это был уже не тот дерзкий Сологуб, который ненавидел "дебелую бабищу Жизнь". За несколько дней до смерти я увидел его плачущим: "Умирать надо? Гнусность! Только стал понимать, что такое жизнь... Зачем? За что? Как смеют?" Это безличное "Как смеют?", очень мне запомнилось".
Доска на этом доме висит, напомню, только Алексею Толстому!
...В нем всю жизнь жил учитель. Представьте, в 25-м году он вдруг одобрительно отзовется о пионерах: "Все, что в них плохого, это исконное, русское, а все новое в них - хорошо... Дисциплина, дружба, веселье..." А незадолго до смерти, в Александринке, устроят ему юбилей. Поэт будет скучать на сцене, поморщится, когда Андрей Белый стиснет ему руку: "Вы делаете мне больно". И почти сразу с галерки раздастся крик: "Федя, и я хочу обнять тебя!"... Кричал школьный учитель Сологуба. Через несколько минут там, на сцене, рядом с прославленным поэтом окажется ветхий старик. Ученик и учитель радостно обнимутся и крепко поцелуются...
(Продолжение следует)