Есть поговорка: "Из безногого танцора не выйдет". Жестоко, но справедливо. Но эту поговорку опроверг советский летчик Алексей Маресьев, который не только польку-бабочку сплясал перед онемевшими от изумления врачами, но и вернулся в авиацию. Даже если эпизода c полькой не было в жизни и его придумал Борис Полевой, все равно он сыграл выдающуюся роль в жизни еще одного настоящего человека - художника Леонида Птицына, которого война лишила обеих рук. Маресьев доказал миру, что безногий может танцевать, а Птицын - что безрукий может рисовать.
Птица с оторванными крыльями
Леня рос в большой деревне Кудеверь на южной Псковщине. В крестьянской семье Ленька выделялся страстью к "художествам" - когда ему было 5 лет, нарисовал дядин портрет на добытом где-то листке бумаги, да так похоже, что вся деревня дивилась. Позже он заявил, что будет художником. Родители посмеивались - мол, подрастет, станет землю пахать, на художества не останется времени.
Когда началась война, Ленька закончил 5 классов. Два его старших брата ушли на фронт. Остатки семьи были в недалекой эвакуации. А когда фашистов выбили из Кудевери и местным жителям разрешили вернуться, первыми в деревню прибыли представители НКВД. Они собрали всех деревенских мальчишек 14-15 лет и создали из них "истребительный отряд". Первое задание было страшным, но не смертельным: надо было собрать все трупы солдат, в изобилии усеивавшие деревенские улицы и огороды, и захоронить. Вперемешку лежали и русские, и немцы. А поскольку пролежали они под июньским солнцем три дня, то к ним было и не подойти.
Второе задание было интереснее - мальчикам быстренько объяснили, как надо разбирать мины. Старый партизан, который был приставлен к детям в качестве инструктора, понимал, что это была смертельная операция - но с НКВД не очень-то поспоришь. Он только надеялся на ловкость тонких детских пальцев. Особенно инструктор рассчитывал на Леньку Птицына - мальчишка оказался способным. Семьдесят мин Ленька разобрал. Семьдесят первая сделала его калекой.
В госпитале ему отняли обе кисти выше запястья. Мать, уже похоронившая двух своих сыновей, плакала над кроватью третьего, изуродованного. А он думал только об одном: как же он теперь будет жить? Ведь он - художник, это его призвание, но кто видел художника без рук? Как и все дети, он любил когда-то сбегать с холма, размахивая рукавами отцовского пиджака, будто птица крыльями. Он не мог представить, что рукава его собственного взрослого пиджака навсегда останутся пустыми.
Портрет матери
Выписавшись из госпиталя, он вернулся в деревню. По ночам плакал беззвучно, а днем с ненавистью разглядывал свои обрубленные руки. Сверстники пытались его утешить - приходили поговорить, выводили погулять. Но он замыкался в себе и отмахивался от друзей. Втайне снова пытался рисовать - зажимал карандаш локтями и водил по бумаге. От всех таился, боялся, что ему скажут - мол, брось пустое дело. Два года он пытался совладать с карандашом и бумагой, терял надежду, зарабатывал мозоли на культях, снова пробовал, снова бросал.
А потом кто-то принес из райкома комсомола книжку - "Повесть о настоящем человеке". Сначала он читал, не очень понимая, зачем ему принесли эту книгу. И думал только о том, что перевернуть следующую страницу самостоятельно не может. Потом он забыл о своей несамостоятельности, а страницы переворачивались как будто сами. Когда дочитал до конца, он принял решение.
Откуда-то Ленька достал кусок оберточной бумаги. Она была прочной, удобной, не расползалась под его неумелым нажимом. И он нарисовал портрет матери. И впервые за эти годы не спрятал то, что нарисовал, а оставил на столе. Вся деревня не верила, что безрукий паренек снова может рисовать. А мать поверила сразу.
Заречная невеста
Ленька поехал в Ленинград - в художественное училище. Пришел к директору Владимиру Серову. Тот посмотрел на юношу: небольшого роста, худенький и... без рук. Он никак вначале не мог понять, чего хочет странный проситель. И Леонид скинул пиджак, схватил локтями карандаш и на глазах Серова сделал набросок. Потом еще один... Потом еще... Серов спросил: "А сколько лет вы учились в школе? Только пять? Закончите семь классов, и я вас приму". Леонид вернулся в Кудеверь - у него теперь была цель. Через два года он поступил в Таврическое художественное училище на отделение живописи.
В 1958 году группа студентов из Института Репина отправилась на пленер в Рождествено. Среди репинцев был и Леонид Птицын - успешно закончив училище, он не остановился на достигнутом. Мать во всем поддерживала его: "Учись, сынок, за себя и за братьев".
А с другого берега реки за художниками наблюдали девушки - работницы детского сада. А художники, естественно, приметили девушек. Недолго думая, они переплыли речку и явились знакомиться. Так впервые встретились Леонид и Дина - теперь Дина Ивановна, жена художника. Леня (она называет его Леша) сразу понравился ей: и рассказывает интересно, и добрый очень. Но вовсе не сразу они поняли, что друг без друга жить не могут. Уехали оба в город и даже не обменялись адресами. А потом случайно встретились в автобусе. Это был знак судьбы - и им пришлось покориться.
Докажи, что ты солдат
С тех пор прошло много лет. Сын Дины Ивановны и Леонида Васильевича - тоже художник, есть и внук, который навещает стариков. В Рождествене они живут в небольшом домике на краю села. Хотя формально Птицыны считаются городскими жителями (прописка у них питерская), здесь они живут круглый год. Дом хоть и щитовой, но теплый - это могут подтвердить два птицынских кота, полосатый Кузя и черно-белый Маркиз. Коты даже у окна спят - а если бы из окна дуло, разве они ушли бы от печки?
Леонид Васильевич дважды в неделю ездит в город - в мастерскую. Но если бы не сын, ему было бы трудно управляться в огромном помещении: живопись - занятие грязное, после него порой надо отмывать порой даже пол. Только в последнее время плохо стало с выставками: если раньше могли картины до выставочного зала бесплатно довезти, то теперь об этом и речи нет. Именно поэтому Птицын давно не возил картины на родину, в Кудеверь, и в Псков, где когда-то он был знаменит. Куда ближе Рождествено - там в набоковской усадьбе висят его работы, волшебным образом гармонируя с интерьерами барского дома.
Все бы ничего, но есть одна заноза. По документам Леонид Васильевич числится инвалидом детства, а не инвалидом войны. Сразу после ранения не подсуетились родные, не подумали, что государство может обмануть, поиздеваться и бросить, не запаслись нужными справками. А в псковских архивах никаких сведений об истребительных отрядах Бежаницкого района нет - как будто и не было. Вероятно, чекисты хорошо замели следы - они понимали, что за отправку детей на разминирование по головке не погладят. И теперь никто не может подтвердить, что Леонид Васильевич подорвался на мине не по неосторожности, не из любопытства, а выполняя боевое задание. Хотя у него есть письменные свидетельства двух его товарищей, таких же юных саперов, и даже самого инструктора, для государства эти бумажки ничего не значат. Птицын не считается бывшим солдатом, ставшим инвалидом в результате ранения. Он - просто бывший подорвавшийся крестьянский подросток.
Леонид Васильевич не любит и не умеет ходить по инстанциям. Поэтому ходит Дина Ивановна. А там на нее кричат и гонят прочь: "Ваш муж не защищал Родину и ничего ему не положено сверх того, что он уже имеет!" И она уходит прочь. Уезжает из негостеприимного города в свой домик, где стоят картины ее мужа, добрейшего Птицына, где летом растут цветы, а между ними - картошка с кабачками. На трудности Птицыны не жалуются. Леонид Васильевич говорит, что он счастливый человек: "Я хотел быть художником с детства - и стал им. Чего мне еще желать?" И Дина Ивановна грустно улыбается: больше им желать и впрямь нечего.
«Россияне - чемпионы по недоверию». Ник Перумов о книгах, зле и нацизме 
Семейная история о революции: как пережить эпоху «слома» 
Судьба Золушки. Дина Рубина о возможности выбора