С Сергеем Русскиным широкий зритель познакомился в картинах Александра Рогожкина, начиная со знаменитых "Особенностей национальной охоты". Театралы знакомы с Русскиным раньше - он играл в Молодежном на Фонтанке, позже - в "Комедиантах".
Вот уже четвертый год Заслуженный артист России Сергей Русскин играет в Театре комедии. Особенно яркие роли он создал в "Докторе философии" и новом спектакле - "Тень" по Евгению Шварцу. Русскин и играет эту самую зловещую Тень.
Классика взрывоопасна
- Вас знают по комедийным ролям, тем неожиданнее Тень, в которой производите мистическое впечатление...
- Если удается продемонстрировать то, чего во мне не подозревали, значит, этой ролью я что-то в себе открыл. Один мой друг признался: "В определенный момент спектакля стало жутко, потому что почувствовал, как мною завладевает Тень". В зале наступает мистическая тишина, когда зал вдруг понимает опасность того, что к власти приходит Тень.
- Интересно, были ли особые реакции накануне выборов?
- Чем отличается мощное классическое произведение, к которым я отношу "Тень", от написанного на злобу дня? Чем больше проходит времени, тем оно актуальнее. "Царь Эдип" - самая актуальная пьеса: она настолько впитала энергетику и информацию всего времени, прошедшего со времени написания, что становится взрывоопасной.
А насчет реакций зала, вот наблюдение другого рода. Наша помощник режиссера Светлана каждый раз смотрит "Тень" из разных точек. И вот как-то после спектакля вижу, ее трясет: "Я сегодня попала на место, где аккумулируется вся ваша энергетика".
- Где же оно?
- Где-то на балконе. Оно не единственное, в зале есть зоны, в которых на человека особо воздействуют и энергетика, и эмоции, где человека может сильно "разносить" от понимания смысла и глубины спектакля.
- Значит, есть и энергетические пустоты?
- Да, но без них не было бы сгустков. Ну а в целом публика - одно живое существо.
- Какие проблемы возникают при взаимоотношении с ней?
- Бывают люди, которые, придя в театр, просто ошиблись адресом. Как-то играем "Доктора философии" и слышим в зале пьяные реплики, шиканье публики. Когда мой герой Живота восклицает: "Да, ребята, жизнь удалась!", из зала доносится: "Ну, ты крутой!" Тогда я, не выходя из образа Животы, приказываю: "Заткнись!" И нарушитель порядка затыкается, а зал - это живое существо, оно его съело, рассосало, и он быстро отрезвел. В критических ситуациях я откровенно работаю с залом. Я как постовой на перекрестке: надо регулировать движение спектакля, а тут пробка.
- Поклонницы не достают?
- Есть два рода поклонников - одни не стремятся к личным встречам, им достаточно информации на духовном уровне, которую получают на спектакле. Другие заявляют о себе, считают, что вправе владеть твоим временем, вниманием. У меня была одна такая поклонница, и когда я почувствовал с ее стороны "схватывание", поставил точки над "i". Она закончила наши отношения театральным жестом... швырнула букет мне под ноги.
Одеяло на себя
- Театр сейчас на подъеме во всех отношениях: ремонт, новые спектакли, аншлаги. Мне кажется, что и вы своим появлением, ролями сыграли роль в "ренессансе".
- Так совпало, мне повезло. Наш художественный руководитель Татьяна Сергеевна Казакова гениально учит меня, как играть большие роли. Прежде всего, не надо напрягаться: знать, где ударное место, и сыграть, но не напрягаться всегда. В противном случае зритель от тебя быстро устанет. И еще: вот ты вышел на сцену, но будто бы хочешь уйти, а не то что "я к вам надолго".
- Раз уж вы открываете тайны профессии, объясните, что значит "тянуть одеяло на себя"?
- Это называется также актерским вампиризмом. Мой текст на сцене рождается не после того, как партнер отговорил, а во время. Это значит, что я его слушаю, и в его тексте находится моя стартовая фраза. Поэтому я всегда говорю встык, "отношение" я уже прожил. Есть артисты, которые в тот момент, когда партнер говорит, - отдыхают. Своим поведением они демонстрируют публике: "Ребята, то, что он тут играет, это неважно, подождите, вот сейчас я начну!" Он выдерживает паузу - готовит свою речь, а ты в это время падаешь в пропасть.
- "Вампир" проделывает это из особой любви к себе?
- Я считаю это одной из профессиональных деформаций. Чем больше у такого актера ролей, чем он известнее, тем больше хочется остаться на вершине. И он считает, что это можно сделать за счет наработанного. Но вершины-то нет! Есть бесконечный подъем. Если этого не понимаешь, начинается топтание на месте, так многие зависают в профессии. Тогда профессия повышает эгоизм, гордыню, актер становится жадным не просто до ролей, а в материальном плане. Актерская профессия этим опасна, она быстро развивает "эго", которое характеризуется двумя понятиями - "я" и "мое". И через эту же профессию, если правильно идешь, очень легко от эго очиститься, нужно каждый раз говорить себе: вы аплодируете не мне, а Тому, кто играл на мне. Великий артист Михаил Чехов, когда им восхищались, отвечал: "Это не я играю, это Кто-то играет на мне". С таким отношением увеличивается духовная составляющая профессии, она начинает вытеснять эго. Говоря высокопарно, этот Кто-то, играющий на нас, - Бог.
Взлет-посадка
- Многие артисты признаются, что после спектаклей трудно расслабиться...
- Как в авиации, самое большое число аварий - при взлете и посадке. Выходя на сцену, актер переживает шок, насколько бы он ни был опытным. Ну а "отходняк" - самая неизученная сторона профессии. Чтобы расслабиться, люди пьют. Кому-то помогают ванны с травами. Кому-то секс, ты переживаешь земную радость, но в ней есть возвышенное. То, что все актеры любвеобильны, связано с профессией.
- И с постоянным желанием нравиться?
- Безусловно. Но тут можно легко скатиться к нарциссизму, когда балдеешь от самого себя. Мне в этом смысле помогает то, что я по образованию режиссер. Где-то справа сверху такой вот невидимый Сергей Русскин наблюдает за актером Сергеем Русскиным и прямо во время спектакля делает ему замечания. А возвращаясь домой, продолжает анализировать.
- Работа над ошибками?
- Безусловно. Важно, чтобы спектакли не превратились в фабрику, надо на каждом уметь ставить новые задачи.
- А не ставите ли вы себе задачу похудеть? Сильно "заматерели"...
- То, что я перешел в новый имидж, мне нравится. Оказывается, фактура, толщина связаны с мировоззрением, психикой. Был образ такого худого, изможденного, нервного. Как бы определил сегодняшнюю мою форму? Мне кажется, что я стал добрее, шире, мощнее. Пришли большие роли, для них, оказывается, необходима определенная биологическая масса, чтобы пробивать огромный зал. Физическая масса несет огромную энергетику. Мой диапазон, в связи с изменением фактуры, расширился. Я очень гармонично себя чувствую.
«Игра в «Городки». Юрий Стоянов – об Илье Олейникове, театре и новой книге 
Анвар Либабов: «Шуты нужны в любую эпоху»