В Год кино стоит рассказать о том, что герой многих отечественных и зарубежных фильмов - наш город. При этом Петербург, как и артисты, нуждается в гриме..
«А ты, режиссёр, останься»
- До недавнего времени в городе можно было снять едва ли не любую страну и эпоху, - рассказывает Владимир Светозаров, народный художник России, отдавший кино более сорока лет творческой жизни. - К сожалению, он сейчас во многом теряет индивидуальность. Дворы покрашены одинаково, повсюду пластиковые окна, новые крыши и трубы, железные двери, всё заставлено машинами. Круг возможностей сужается катастрофически. Даже улица Репина осовременилась, а уж такое было любимое место со старинной брусчаткой, очаровательными домиками…
Правда, когда пару лет назад снимали «Шерлока Холмса» с Паниным и Петренко, удалось превратить Петербург в Лондон XIX века. Это потребовало мощных вложений и большой перестройки, ведь в Англии даже окна по-другому открывались. Снимали в Академическом переулке, на задворках «Балтийского дома», всё на той же улице Репина. Бейкер-стрит нашли в Выборге. За эту работу нам с коллегой Мариной Николаевой вручили премию Ассоциации продюсеров как лучшим художникам-постановщикам года.
Очень сложно было с «Хармсом», фильмом Вани Болотникова. Надо было воссоздать Ленинград 30-х и 40-х годов, а денег не было даже на то, чтобы перекрыть улицы.
Елена Петрова, АиФ-Петербург: - У вас за плечами почти полсотни фильмов, среди которых знаковые ленты Владимира Бортко. И даже Москву в «Мастере и Маргарите» снимали в Петербурге…
- Да, потому что столица переменилась ещё больше, чем наш город. А здесь мы нашли и Патриаршие пруды, и особняк Маргариты, и дом с «нехорошей квартирой». По этим поводам от публики особых замечаний не было, а вот за что ругали, так это за кота Бегемота - безобразный! Но Бортко хотел снять фильм в стиле 30-х годов и кота сделать не компьютерного, а как это могло быть тогда - управляемую куклу. Никто задумку не понял.
- «Собачье сердце» тоже снимали здесь?
- Да, и именно этот фильм считаю своей визитной карточкой. Он меня много раз выручал. Однажды нас с одним режиссёром забрали в милицию, потому что мы пили пиво у метро «Горьковская». В отделении дежурный начал расспрашивать, кто мы, где работаем. Режиссёр перечислил свои картины - никакой реакции. А когда лейтенант узнал, что я художник «Собачьего сердца» - застыл. И тут же: «Ты выходи, а ты, режиссёр, останься».
Понятно без слов
- Наверное, не ошибусь, что самым сложным было сотрудничество с Алексеем Германом?
- Не то слово! Пять лет работы на картине «Хрусталёв, машину!» дались мне тяжелее, чем служба в армии. Для начала Герман сказал: «Вова, тебя, конечно, кроме футбола ничего не интересует, но ты не бесполезный парень. Ты ведь народный художник, по идее должен странно, непохоже на других видеть мир. Иди, рисуй интерьеры».
А есть протокольное правило: интерьер - это материализованный характер героя. Входишь в комнату и сразу должен понять, кто там живёт - старый или молодой, женщина или мужчина, пьющий или нет, любитель собак или кошек… Я рисовал, Герман брал картинки: «У тебя вкус есть или нет? А вот это здорово. Это тьфу, никуда не годится». Часть его придирок были справедливы. Он научил меня закону: некрасивое должно быть некрасивым. «Вова, где ты видел, чтобы менты красили стены в отделении в фисташковый цвет? Должна быть зелёная масляная краска, да ещё чтобы поблёскивала». Такая вот скрупулёзность, при том, что кино - чёрно-белое.
- А о каких законах кино вы рассказываете своим ученикам?
- Стараюсь развить у ребят нестандартное мышление. Интернет в этом только мешает. Вот, например, даю задание - подобрать материал по Зощенко, по 30-м годам прошлого века: какой был транспорт, архитектура, костюмы, фонари… И у всех - одинаковые эскизы, потому что они тыкали в компьютер. А мы в своё время просиживали в библиотеке Академии художеств, Мухинского училища, чтобы найти что-то особенное, вплоть до мелочей. И всё же это трогательные ребята, среди которых есть просто гении! Я хочу, чтобы эти дети стали российским народом, гражданами страны.