— После премьеры фильма «Волкодав» у вас прошло несколько встреч с читателями. Какой он, ваш читатель?
— Я и до выхода фильма не раз встречалась с читателями. Меня часто приглашают в школы, в библиотеки. Аудитория всегда очень разная, так что о портрете говорить не приходится. Это и бабушки, которые купили книгу для внуков и сами ее прочитали, и внуки, и люди, скажем так, очень серьезного вида. Я вспоминаю, как в юности ходила в литературное объединение при «Детгизе», где некоторые из нашего окружения говорили: «Главное — определиться, для какого возраста ты пишешь». А мне всегда было непонятно: зачем? Вот и получила полный спектр: от пионеров до пенсионеров. Единственная, пожалуй, общая черта — это искра в глазах.
— Природа в ваших книгах легко узнается петербуржцами: вот — густой ельник, вот — сосновый бор.
— Ну да, природа Карельского перешейка. У нас дача в Орехове. Я много времени провожу на природе. Гуляю по лесу с собаками. Иногда это очень далекие маршруты, до сорока километров.
— Без компаса, без карты?
— Поначалу именно так. На самом деле я люблю географические карты. И сейчас я нашла очень подробные карты окрестностей Орехова, предназначенные для спортивного ориентирования. Но и помимо карты у меня есть чувство дороги. А все-таки мой пес Чейз, как выяснилось, ориентируется лучше меня. Однажды мы с ним зашли довольно далеко, а тут погода стала портиться, и мы собрались возвращаться. Так вот, на каждом перекрестке он приглашал, направлял меня в сторону дома. Я же его не слушала, и в итоге мы вымокли.
Приемный дедушка Чейз
— У вас дома живут две собаки и кошка. Как вы с ними общаетесь?
— Что касается собак, то я довольно много времени уделяю классической дрессировке. Если среднеазиатку Кирюшку мы взяли щенком, то ее приемный дедушка Чейз попал к нам совсем большим. Мой тренер по конному спорту предложил взять уже взрослого пса — Чейза, который жил на конюшне. За полгода до этого его из-под расстрела спасли. Чейза выкинули из дому, он побирался около ларьков, и какой-то «венец творения» вызвал милицию… Они уже собрались было его отстрелить, но, к счастью, хозяйка конюшни на машине проезжала мимо и забрала его. Пес стал жить на конюховке и постепенно деградировать: такие собаки плохо приспособлены к нашему климату. Когда я его увидела, спина была почти лысая, глаза гноились.
Так вот, я пришла в конюховку, села перед ним на корточки, говорю: «Слушай, парень, не исключено, что ты к нам поедешь». Он вылез из-под стола, сел передо мной, положил мне на колени лапы. Потом легонько толкнул мордой в грудь. Ответ его был ясен: «Не оставляй меня, пожалуйста, возьми».
В конце февраля должна выйти книжка, одна из тех, которую положат на весы, когда я умру и попаду на высший суд. Это будет книга документальных рассказов о собаках, причем там не только мои истории. У нее шесть авторов, из них пятеро — матерые специалисты-собаководы. Одна я дилетант. Это не только интересная книжка, но и памятник замечательным собакам, которых мы знали.
Волкодав — друг человека
— Прозвище Волкодав появилось также в связи с вашими увлечениями?
— Во времена написания «Волкодава» собаки в доме еще не было. Когда этот персонаж начал выкристаллизовываться, я поняла, что у него не должно быть человеческого имени, у него должно быть прозвище. Я перебрала названия самых разных хищных животных, но ничего не подходило. И вдруг по телевизору смотрю передачу про художника Константина Васильева, которого я очень люблю, где его друзья и знакомые комментировали картину «Северный орел». Один из них сказал такую фразу: «Для меня эта картина является иллюстрацией к пословице «Волкодав прав, а людоед нет». Так появились сразу два прозвища: и героя, и антигероя. И я поняла, почему не подходили разные Барсы и Тигры — они дикие животные, а волкодав — собака, живет рядом с человеком и готова его заслонить собой от злодея.
— Итак, получив имя, Волкодав пробил путь на книжный рынок?
— Когда я начала его писать, у меня уже было издано две книжки, и я была членом Союза писателей. Но многое тогда писала «в стол». Исторические книги и «Волкодав» поначалу лежали там же. При советской власти мне говорили: «Пиши про современную школу, зачем нам про каких-то викингов и древних славян». А в перестройку стали говорить: «Какие там славяне и викинги, вот про эльфов, про гоблинов — это нужно и понятно читателю». Я к тому времени зарабатывала переводами на одно издательство. Принесла туда «Волкодава». И главный редактор в какой-то момент решился. Первый тираж был небольшим — 15 тысяч. Но его почти сразу раскупили. Я просто угодила читателю, который уже успел объесться драконами, эльфами, гоблинами, принцессами и так далее. А тут родные осины, герои, замешанные на древних славянах. Так «Волкодав» и пробился. И переиздавался после этого много раз. Сейчас вот выпустили книжки с обложками из кино.
Ошибки режиссера
— У вас почти не было возможности влиять на сценарий, который во многом отличается от книги…
— Действительно, Лебедев рассказал несколько иную историю про несколько иных людей несколько иным языком. Тут я ругаться могу долго, но надо судить по вершинам: и в этом фильме есть сцены, за которые можно многое простить. На премьере, где в основном были прожженные киношники и журналюги, у половины зала слезы стояли в глазах.
Еще Лебедеву удалось то, что начисто не удалось авторам «Властелина колец». В фильме по Толкиену воительница с выражением подавляемого ужаса на лице пытается фехтовать своей «зубочисткой». Западные киношники хотели сказать: да, ей страшно, но она все равно дерется. Однако с таким выражением лица, как у нее, не только не побеждают, но и просто не выживают. Даже если есть страх, вопреки ему появляется ярость. Я это состояние называю так: «да, я погибну, плевать, но тебя, гада, закопают рядом». У Лебедева есть эпизод, где Волкодав поначалу дерется по мере способности, но когда видит, что схватили кнесинку и уже приспосабливают ее к черному алтарю, идет через поле сражения как паровоз, и противники, словно мелкие брызги, отлетают. Это психологически достоверно.
— А вам не хотелось бы написать сценарий?
— Как говорят, нет худшей экранизации, чем та, где сам автор книги пишет сценарий. Но я хотела бы влиять на сценарий в качестве консультанта. Однако меня целенаправленно отстранили.
Будь я рядом с Лебедевым, многих ошибок удалось бы избежать. В фильме Волкодав покидает кнесинку. Хотя тело.хранитель не должен отлучаться от объекта. Я в книге специально ввела двух учеников, которые в отсутствие Волкодава ее охраняли. В фильме их нет, мало того, Волкодаву подсовывают какую-то дурман-траву, и он засыпает. Я не понимаю, почему его тогда вообще не отравили насмерть?
Популярностью не торгую
— После выхода фильма вы стали очень популярной фигурой. Предлагают ли вам участвовать в различных ток-шоу? Или издать книгу «Гардероб от создателя Волкодава»?
— Гардероб был бы актуален! По понедельникам я хожу с собаками вот в этом, по вторникам — вот в этом, и так далее… А в ток-шоу я уже была. На передаче «Школа злословия» у двух милых дам. Пока сидела перед камерами, про мою одежду никто плохого слова не сказал. Но после передачи у меня была встреча с журналисткой в навороченном кафе. Так меня в это кафе не пустили, сказали, что у нас тут все в приличной одежде, а ты, дескать, пошла вон. Журналистка плюнула и вышла вон тоже. В итоге мы хорошо посидели напротив в демократической пирожковой.
— С гардеробом ясно. А использовать популярность, занявшись политикой?
— Боже упаси! Туда я уж точно ни ногой! Я в политике ничего не понимаю и понимать не хочу. Здесь у меня предельно простое отношение: какой бы ни был режим, как бы ни звали нашего президента или царя-батюшку, — в общем, того, кто сидит или будет сидеть наверху, — ничто не мешает лично тебе самому оставаться порядочным человеком.
— В одно время писателю отводили роль пророка, в другое — «инженера человеческих душ». А вы в чем видите суть писательского труда?
— Сейчас есть и те и другие. Одни писатели реально «инженерствуют», другие пытаются «глаголом жечь». А я просто рассказываю истории, которые мне самой нравятся и, надеюсь, нравятся людям. Кроме того, в каждом произведении я очень большое внимание уделяю познавательной стороне дела. Мне самой хочется узнать новое и рассказать потом об этом читателю.
Швыдкой не вынес «мусорный мешок»?