В субботу в Большом зале Филармонии состоялось беспрецедентное событие — открытая репетиция Юрия Темирканова и Заслуженного оркестра. После репетиции маэстро ответил на вопросы собравшихся и был при этом как никогда откровенен.
Тендер — это абсурд
— В чем разница работы с оркестрами российскими и зарубежными?
— Принципиальной разницы нет, единственная — большин.ство европейских и американских оркестров на репетиции уже знают материал. А наши приходят учить ноты. К тому же из России первоклассные музыканты в основном уехали. Вот в Америке, если объявляют конкурс в оркестр, — на одно место приходят 150 человек. А у нас — студенты. Во времена Мравинского тоже 100 человек было, приезжали из 15 республик Советского Союза, и тогда можно было выбирать. Обком партии давал квартиру, телефон, прописку. Сейчас обкома нет, квартиру надо купить, у музыкантов зарплата для этого недостаточная. Как же мы все-таки держим уровень Заслуженного коллектива? Стараемся…
С дирижерами в стране тоже беда. Некого назначить во все московские оркестры, в театры. Зато в последние годы в культуру пришла «демократизация» — тендеры. Театр объявляет конкурс, суть которого — кто меньше возьмет денег. Представляете, Караян, предположим, сказал бы, что ему мало денег, а Тютькину достаточно — и он будет дирижировать в Большом театре. Это глупость историческая, библейская! Это — Кафка!
К культуре это не имеет никакого отношения.
Умерший… поет
— В 20-х числах апреля в Большом театре состоится премьера оперы «Кармен» — ваш дебют в роли главного приглашенного дирижера театра. Но ходят слухи, что вы из-за принципиальных разногласий с постановщиком дирижировать не будете.
— Пользуясь давней нашей дружбой, Швыдкой и директор Большого театра Иксанов — в ресторане, за столом с хорошим вином — упросили меня принять эту постановку. Хотя контракты с режиссером, художником, певцами были подписаны, так что я уже ничего не мог сделать.
Уйти я тоже не могу, буду дирижировать. Хотя был случай: во Франции я отрепетировал с оркестром «Пиковую даму», но потом, когда посмотрел на сцену, на режиссерское решение, закрыл партитуру и сказал, что в этом не участвую. Сел на самолет и улетел в Петербург, хотя потерял при этом много денег.
Думаю, что опера сейчас гибнет во всем мире. Потому что большинство режиссеров даже не знают, что это за жанр. К примеру, драматический режиссер ставит «Фауста». И он мучает певца, чтобы тот умирал «по Станиславскому». Получается правдоподобно, все верят: да, умер, но, к несчастью, в опере есть свои правила — герой после того, как его убили, поет арию. И публика ничего не понимает.
Моцарт, Чайковский, Вагнер, Верди — у каждого из них, поскольку они гении, свой театр. И каждый спектакль открывается своим ключом. Оперы Вагнера — это костюмированная проповедь… У Чайковского зрительный ряд очень важен, нельзя, чтобы Татьяна была старше няни, а театр Вагнера и Верди все терпит, лишь бы вокалисты пели потрясающе. Это разные театры, но режиссеры этого не знают. Помню, один как-то сказал мне: «Я хотел бы поставить «Кармен»». — «Почему?» — «У меня есть решение». — «Неужели? Значит, ты предполагаешь, что Бизе писал без всякого решения?»
Бедная опера! Сейчас в Германии (самая ужасная страна в этом смысле) поставили «Евгения Онегина» с новым «решением»: Онегин и Ленский — гомосексуалисты и поют в одной кровати.
Несчастной публике не хватает смелости быть настолько умной, насколько дал Бог, и, простите за выражение, сказать: «Ну это же говно». Нет мальчика, который крикнет: «А король-то голый!»
…Вот смотрю на Венеру Милосскую. В принципе, для нашего вкуса, который вбивает телевизор, она толстовата. Значит, надо попросить Церетели ее подправить? А почему «Пиковую даму» и «Евгения Онегина» можно трогать? Культура во всем мире в катастрофическом состоянии. Человек сейчас одичал.
«Как она потеет!»
— Как вы относитесь к дирижерам-женщинам?
— Мое мнение: природа мужчины и женщины — разная. Есть профессии, которые не очень подходят женщине. Простите за то, что я расскажу, но как-то, еще студентом Консерватории, я был на репетиции, а рядом сидел Рабинович — поразительный педагог, он был образован «безобразно» — знал все! Одна девочка дирижировала, Рабинович смотрел-смотрел, потом повернулся ко мне: «Вы представляете, как она потеет». Если мужчина потеет — ну что с него взять, он и должен быть кривоног, волосат и вонюч. Но женщина…
— Почему в городе до сих пор нет памятника Чайковскому, музея-квартиры?
— Много лет назад я пошел к Собчаку и сказал, что куплю квартиру, в которой умер Чайковский, и подарю городу, чтобы сделали музей. Он ответил, что по закону это невозможно, потому что жильцы на лестнице — против. В прошлом году я был у Валентины Ивановны с тем же предложением. И она ответила то же самое. Но ведь у нас нет и улицы в память композитора, потому что улица Чайковского названа в честь революционера.
— С чего начать человеку, решившему в первый раз пойти в Филармонию?
— Забыть выражение идиотов-музыковедов: «Понимать музыку». Я, например, музыку не понимаю… Если бы человеку сказали: чувствовать музыку — это другое дело, потому что музыка начинается там, где кончаются наши представления о слове, о конкретике. В музыке есть ощущение, настроение, состояние, ее нужно глотать, как воздух.
Юрий Болдырев: «В мозгах власти происходит просветление»