— В Петербурге всегда жили люди разных национальностей, но история обострения межнациональных отношений начинается в новейшее время. Что же с нами случилось?
— Людям, которые строили Петербург, было не до этого, они были перемешаны здесь в тяжелейшей работе. Ну а в Петровскую эпоху, и особенно позже, был все-таки один серьезный раздражитель, условно говоря, — немцы. Известный военачальник и острослов Алексей Петрович Ермолов на вопрос императора, чем его наградить, ответил: «Государь, сделайте меня немцем». Этот скрытый упрек был не очень справедлив, поскольку немцы сыграли значительную роль в построении государства, русской науки и культуры, среди них были талантливые военачальники.
Когда в Петербурге стали появляться люди южного, кавказского типа, к ним относились с интересом и почтением, потому что это были представители знати, которые приезжали служить России. Петр Иванович Багратион — грузин — был кумиром русского общества. У государей был личный конвой: лейб-гвардии горский полуэскадрон, в котором служили выходцы из знатных родов Дагестана, Кабарды, Адыгеи.
После революции, с 1920-х годов началось перемешивание народов. Расхожее представление о «национальном мире», который якобы был в советское время, абсолютно не соответствует действительности. Когда после войны стали привозить на рынок фрукты с юга, возникло недовольство, что все рынки захватили «грузины». Не буду повторять обидные клички, которые в то время выработались для жителей Средней Азии, Кавказа и юга вообще.
— Даже для финнов!
— Финны — случай особый: гораздо более благополучные люди, чем мы, приезжали сюда выпить и погулять, чем вызывали зависть и раздражение. И все-таки настоящие фобии развиваются по отношению к «чуждым внешне», к тем, у кого другой цвет кожи, разрез глаз.
— «Другой цвет кожи» неизменен. Есть ли выход?
— Выход в последовательной, глубокой работе, которая невозможна без активного и сознательного участия государства. Сейчас много говорят о толерантности, но призывы любить друг друга — малоэффективны. Надо, чтобы люди знали друг друга в настоящем, а не в мифологизированном виде.
— Совершенно согласна! На днях у меня разрядился мобильник, а позвонить надо было срочно, так сапожник-армянин в уличной будочке дал свой. Увидев, что я полезла за кошельком, возмутился: «Что вы делаете?!» Дружба народов возникла мгновенно. Но, говоря серьезно, мы действительно слишком мало знаем друг о друге. И это проблема обоюдная.
— Есть такая государственная и очень небедная программа «Русский мир», созданная для пропаганды русской культуры на Западе. Но такая же должна быть и для Востока: нужно издавать книги, устраивать встречи, на которых люди искали бы общие подходы к болезненным вопросам. Я думаю, что если бы была такая российско-грузинская программа, это очень помогло бы.
— Вы ведь специалист по Кавказу, а о той же Грузии мы мало что знаем, особенно историю взаимоотношений с Россией.
— Грузия, пожалуй, — единственый случай добровольного вхождения в состав Россий.ской империи. Все остальные добровольные — это липа. Грузия погибала под натиском персов, турок и горцев. Александр Первый долго колебался, прежде чем санкционировал вхождение Грузии. С того момента, когда она стала частью империи, необходимо было обеспечить ее безопасность, создать коммуникации, а посредине лежал Кавказ. Были и геополитические соображения: поскольку Турция — это стратегический противник, предполагались войны, и Кавказ оказывался в тылу нашей армии. Ну и владение Черным морем — побережье-то контролировалось горцами. Когда ввязались в войну, то появился новый фактор — честь мундира, репутация империи.
Кавказ — это одна из причин экономического отставания России. Шестая часть бюджета уже к середине XIX века шла на Кавказ, там держали армию под 300 тысяч человек, и проигранная Крымская война — не в последнюю очередь результат идущей кавказской. Россия воевала 60 лет без перерыва.
Опасность одичания
— Вы — редактор одного из крупнейших и старейших журналов. Ведь СМИ может стать проводником идей толерантности?
— Естественно. Сейчас получаем грант на проект, который условно называется «Терроризм, его история, корни и экстремизм как его питательная среда». Мы специально заказали две работы исламоведам, чтобы читатель понял, что ислам неадекватен радикализму и террору.
Журналы способны проникать в самые отдаленные уголки страны. Эта традиция идет с пушкинских времен, именно они «держали» культурное пространство России. Печатные издания — это же микрокосмос, там проза, стихи, публицистика, экономика, история, весь сегодняшний день. Но у сельских школ и библиотек нет денег, чтобы выписывать журналы. В провинции сейчас нет информации о культурных процессах, которые происходят в центре.
Дошло до того, что нас спрашивают: какие сейчас есть писатели? Неоткуда взять эту информацию. Должны быть грандиозные государственные проекты, посвященные и культуре, и толерантности.
Эту ситуацию даже обсуждали в Совете Федерации. Речь не идет о поддержке журналов — они худо-бедно существуют, федеральная программа должна быть направлена на помощь сельским библиотекам. Может участвовать и бизнес, хотя бы для того, чтобы выше была собственная безопасность.
Уже выросли два поколения, не очень представлющие себе, что такое толстые журналы, традиция прервалась.
— Может, и сами виноваты, нужно «погламурнее»?
— Такие идеи высказываются, но у нас функция другая. Если мы радикально сменим содержание, для чего мы нужны? Толстые журналы спасли литературу: писателям в начале и середине 1990-х годов просто некуда было бы деться, если бы не было их. Поэзия вообще существует примущественно в толстых журналах.
Разрушение единого культурного пространства таит опасность одичания. Если вернуться к толерантности, то культурного человека гораздо легче убедить в несостоятельности его фобии, чем человека некультурного, потому что для него именно эти фобии заполняют пустоту, которая вызвана отсутствием культурных сведений и знаний людей друг о друге.
У Бродского в его Нобелевской речи есть пассаж, который часто приводят как образец наивности, хотя в этом есть глубокий смысл. Бродский говорил: «Полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительней, чем для человека, Диккенса не читавшего. Я говорю о чтении Диккенса, Стендаля, Достоевского, Флобера, Бальзака, Мелвилла, то есть литературы, а не о грамотности и образовании».
Власть — это навсегда?