27 января – для города особая дата. В этот день в 1944 году советские войска полностью освободили Ленинград от фашистской блокады. Закончились 900 дней, полные голода, холода, ужаса бомбежек.
Сегодня в Ленинграде живут 69 тысяч человек, которых затронула блокада. Многие так и остались в осажденном городе, другие эвакуировались в разные регионы страны. Большинство награждены медалью «За оборону Ленинграда» и «Жителю блокадного Ленинграда». Хотя прошло 77 лет, память хранит все. Как же они выдержали испытания, победили голод и отчаянье? Воспоминания очевидцев, переживших блокаду, в материале SPB.AIF.RU.
«Из роддома – в бомбоубежище»
Марина Веселовская: «Я родилась в сентябре 1941 года в Педиатрическом институте. Мама рассказывала, что как раз начался сильный обстрел и она, бегом из палаты, прижав меня к груди, спустилась в бомбоубежище.
Всю войну наша семья жила в квартире на улице Льва Толстого. Бомбежки были частыми, дом постоянно накрывало взрывной волной.
Блокаду я помню по рассказам мамы. В 1942–м открылась Дорога жизни. Предложили эвакуироваться, но город мы не покинули, так как отец работал врачом. Позже выяснилось, что грузовик, на котором мы должны были уехать, ушел под лед на Ладоге.
Мама работала в Мариинской больнице и сдавала кровь. Добиралась на работу пешком, а меня несла с собой. Ее паек мы делили на всю семью. Однажды, после очередной сдачи крови, она упала в голодный обморок, и больше не смогла быть донором.
Я пошла по стопам мамы. Окончила Педиатрический институт и проработала в отделении переливания крови врачом-трансфузиологом почти 50 лет. Награждена знаком «Житель блокадного Ленинграда».
«Погибла половина жильцов дома»
Юрий Вульф: «В годы блокады умерла моя бабушка. Мама была в эвакуации, но в доме оставались две тетушки, сестры отца. Сам он ушел в народное ополчение в июле 1941–го, вернулся тяжелораненым. В том же году призвали и деда, а вскоре принесли извещение – пропал без вести.
В нашем доме на улице Конной, 10 умерли во время блокады 125 человек. Только в самом тяжелом, 1942–м, ушли сразу 90…Выжили, включая эвакуированных, 190. Из призванных в Красную армию 17 человек погибли, 17 пропали без вести, 51 выдержали фронт, передовую и вернулись домой. Если подытожить, из 400 обитателей дома война унесла жизни почти половины...».
«Искал крошку хлеба»
Илья Резник: «Когда началась война, мне было четыре года. Как–то вышел на балкон и увидел серое–серое небо. Оказалось, его полностью закрыли аэростаты. Наш детский сад находился на углу улиц Рылеева и Восстания – кстати, там до сих пор написано: «Бомбоубежище». И, когда звучал сигнал тревоги, мы прятались под стол в ящик с нарисованным корабликом. Может, отсюда у меня такая тяга к морю.
Однажды бабушка забрала меня, и мы медленно побрели домой в нашу коммуналку на Восстания, 25. По дороге она дала мне кусочек хлебушка. Я жадно начал есть, и одна крошка упала. Чтобы ее не потерять, стал рыться в снегу, а бабушка сказала: «Пусть воробышек доест». Эта сцена перед глазами как вчера.
Также отчетливо помню запах обшивки самоходной баржи, на которой плыли на «большую землю». Об этом я написал стихотворение «Исход». Самое интересное, что наш дом и квартира сохранились, я несколько раз туда заходил. Не знаю, как сейчас, а десять лет назад там было все точно так же: семь дверных звонков, семь счетчиков. На стене – след от телефона, а рядом записаны номера девчонок, с которыми я тогда дружил».
«На грани жизни и смерти»
Ирина Попова: «Мое рождение совпало с началом войны – 22 июля 1942 года. Сначала все еще держались, а потом начался ад. Наша семья была на грани жизни и смерти. У меня по телу пошли гнойники.
В 43–м родилась моя сестра. Мама мне рассказывала такой случай: у одной из соседок умерла дочь, а молока, вопреки истощению, оказалось много, и она сама предложила кормить других детей. Были спасены десятки жизней. Так еще раз подтвердились выручка и братство, характерные для ленинградцев той поры».
«Смерть стала обычной»
Валентина Сухаревич: «Я отношусь к «детям блокадного города», в марте 1941–го мне исполнилось 8 лет. Жили мы на Пионерской улице в деревянном доме. Помню немецкие самолеты, сбрасывавшие бомбы. Одна разорвалась на крыльце нашего дома. А 1 сентября фугас попал в здание школы прямо во время урока. Учебный год закончился, не начавшись…
Зима 1941–42 гг. была нечеловечески тяжелой. Навались голод, сильные морозы, не было воды, отопления. Одна из соседок особенно тяжело переносила голод, временами казалось, что она теряет рассудок. Как–то раз она сказала, что съест меня. В это было трудно поверить, но на всякий случай мама, уходя на очередной вызов, закрывала дверь комнаты на ключ, а изнутри мы с сестрой придвигали к двери стол и стулья.
Смерть стала обычной не только для взрослых, но и для детей. Однажды к нам на второй этаж добрался мой дворовый приятель Толя. Это был скелет, обтянутый желтой кожей. Но он улыбался! Когда я спросила, чему радуется, услышала страшный ответ. Толя сказал, что пришел попрощаться. Что скоро умрет: наверное, сегодня вечером, так как уже начался кровавый понос. Поговорили и расстались навсегда».
«Студень из опилок и клея»»
Вячеслав Лялин: «Наша семья жила в Перекупном переулке. Навсегда запомнилось, как однажды в комнату, где мы с бабушкой прятались от налетов, попала бомба. Она пробила потолки и упала как раз над тем местом, где мы пытались спастись от снарядов. В 1942–м начался страшный голод. Выручило, что дед был хозяйственным и сделал некоторые запасы. Так, у него сохранилось немало плиток столярного клея. Бабушка из них варила студень, а, чтобы было сытнее, добавляли опилки. Их тщательно собирали, когда для растопки пилили мебель.
Постепенно голод становился все острее. Донимал и жуткий, пронизывающий до костей холод. Я перестал ходить, заболел рахитом, заикался. Чтобы это было не так заметно, хитрил, говорил нараспев. Здоровье удалось поправить только спустя годы. И хотя мой трудовой стаж 65 лет, последствия пережитого чувствовал постоянно. В дни памятных дат всегда прихожу на Большеохтинское кладбище. Там 11 могил нашей семьи, похоронены 25 человек».
«Сегодня все больше возможностей узнать, каким был этот трагический период в жизни города. Рассекречиваются новые документы, оцифровываются и становятся доступными архивы, - говорит Елена Лезик, директор Государственного музея обороны и блокады Ленинграда. - Мы собираем и бережно храним семейные реликвии, переданные жителями блокадного города и их наследниками. Ежегодно к нам поступает свыше тысячи предметов. И все же, самыми пронзительными, горькими и сильными одновременно являются воспоминания переживших блокаду. В нашем музее есть целый раздел, где документально подтверждается, насколько тяжелым испытанием стала вражеская осада для мирных граждан, детей. Как много им пришлось вынести. Но важно рассказать не только о страданиях, но и борьбе горожан. Их активном сопротивлении, духовном величии. В нечеловеческих условиях люди оставались милосердными, думали о других. Сегодня этого не хватает».
Дочь Гранина о фильме «Блокадный дневник»: «Халтурный, фальшивый посыл» 
История глазами детей. Сериал «АиФ» об ужасах войны увидели 16 млн человек 
Мир провалил экзамен? Городницкий об уроках пандемии и сносе памятников 
Несломленная. 16 мая исполняется 110 лет со дня рождения Ольги Берггольц