Весь мир знает о Тане Савичевой. Во время блокады Ленинграда она вела скорбный дневник, который стал одним из документов, обвиняющих фашизм. Удивительно, но история 11-летней девочки и сегодня для многих остаётся неизвестной. Немало тех, кто думает, что Таня и её семья умерли в осаждённом городе и похоронены на Пискарёвском кладбище. Да и сама она на страничках на букву «С» и «У» вывела дрожащей рукой: «Савичевы умерли». «Умерли все». Однако это не так.
«Они ещё живы!»
В 1942-м Таня потеряла практически всю семью: сестёр, брата, бабушку, маму, двух дядей… В большой комнате коммунальной квартиры на Васильевском острове она осталась одна. Понимая, что это грозит гибелью, измождённая девочка отправилась к своей дальней родственнице Евдокии Арсеньевой, которая жила на улице Пролетарской Диктатуры. Женщина взяла опекунство над Таней и перевезла к себе многие вещи Савичевых. Однако «тётя Дуся» работала на заводе по полторы смены без отдыха, Таня по-прежнему находилась одна, страдала от дистрофии и была так ослаблена, что в мае дрожала и куталась в зимнюю одежду. Тогда Евдокия Арсеньева и приняла решение, которое повлияло на дальнейшую судьбу Тани: сняла с себя опеку, а ребёнка определила в находившийся поблизости детский дом № 48 Смольнинского района, который уже готовился к эвакуации в Горьковскую (сейчас Нижегородская. - Прим. ред.) область.
В августе 1942-го детдом по Дороге жизни, через Ладогу, под бомбёжками перевезли в Горький. Там маленьких ленинградцев распределили по городам и районам края. Так эшелон, где была и Таня, попал в посёлок Шатки.
«Встречать его к станции вышло очень много народа, - вспоминала впоследствии преподаватель истории, одна из создателей музея, посвящённого Тане Ирина Николаева. - Раненых в Шатки привозили постоянно, но на этот раз людей предупредили: в одном из вагонов будут находиться дети из блокадного Ленинграда. Поезд остановился, однако из открывшейся двери так никто и не вышел. Большая часть ребятишек попросту не могла встать с кроватей. Те, кто решился заглянуть внутрь, долго не могли прийти в себя. Вид детей был страшен - кости, кожа и дикая тоска в огромных глазах. Женщины подняли невероятный крик. «Они живые!» - успокаивали их сотрудники НКВД, сопровождавшие поезд. Практически сразу люди стали нести к вагону продукты, отдавали последнее. В результате в подготовленное помещение детей отправили под конвоем. Человеческая доброта и самый маленький кусок хлеба с голодухи запросто могли их убить».
Похоронили санитарка и конюх
В итоге детей отправили в расположенный неподалёку посёлок Красный Бор. Там их разместили в одном из зданий средней школы, где они должны были пройти 2-недельный карантин. Несмотря на нехватку продуктов и медикаментов, местные жители смогли выходить маленьких ленинградцев. Как видно из «акта обследования условий жизни», все 125 воспитанников были физически истощены, но инфекционных насчитывалось лишь пятеро. Один страдал от стоматита, трое болели чесоткой, ещё один - туберкулёзом. Этим единственным туберкулёзным больным и оказалась Таня Савичева.
Она была настолько слаба, что в марте 1944-го её пришлось направить в дом инвалидов в селе Понетаевка, в 25 километрах от Красного Бора. Однако и там состояние не улучшилось. Таня оставалась самым тяжёлым больным, поэтому в конце мая её перевели в инфекционное отделение Шатковской районной больницы, где за ней до последнего дня ухаживала санитарка Анна Михайловна Журкина. Прогрессирующие дистрофия, цинга, нервное потрясение, да ещё костный туберкулёз, который мучил с раннего детства, дали себя знать. Из всего прибывшего детского дома № 48 не удалось спасти только Таню. Ей часто досаждали головные боли, а незадолго до смерти поразила слепота. Таня Савичева умерла 1 июля 1944 в 14 с половиной лет от туберкулёза кишечника. Похоронили её санитарка и больничный конюх.
Далее события разворачивались так. Вопреки записи «умерли все», старшая сестра Тани - Нина осталась жива. Эвакуированная с Невским машиностроительным заводом, где работала, в Тверскую область, она в 1944-м вернулась в Ленинград. Пришла к Евдокии Арсеньевой и среди оставленных Таней вещей нашла свою записную книжку. Стала листать - и увидела страшную летопись, узнала даты смерти близких людей. «Женя умерла 28 дек. в 12 час. утра 1941 г». «Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г». «Лёка умер 17 марта в 5 час. утра в 1942 г.» - всего девять страничек. А ещё через какое-то время Нина случайно познакомилась с майором Львом Раковым, учёным секретарём Эрмитажа. Именно он, прочитав записи маленькой девочки, понял, что их место в музее, и уговорил Нину отдать святую для неё вещь.
В 1964-м в популярном журнале «Огонёк» появилась публикация о Тане, с фотографиями страниц дневника. Там же говорилось, что её вместе с детским домом вывезли в Горьковскую область. Статью прочитала учительница из Шаток, которая немедленно обратилась к красным следопытам местных школ. Поисковикам повезло. В архивах Понетаевского дома инвалидов они обнаружили «Книгу учёта детей». А в документах больницы в Шатках нашли «Личное дело № 293 обеспечиваемого инвалида Савичевой Татьяны Николаевны». Хорошо была видна и короткая запись: «Савичева Т. Н. Понетаевка. Туберкулёз кишок. Умерла 01.07.1944 года». Но где могила? Удача улыбнулась и второй раз. Пионеры и комсомольцы разыскали Анну Журкину - санитарку, которая ухаживала за Таней и провожала её в последний путь. Она и показала безымянный холмик.
«Моя землячка, Савичева Таня»
В 1972-м на средства, заработанные школьниками, была возведена стела с барельефным портретом юной ленинградки и строчками её дневника. Автором композиции стал победивший в конкурсе проектов десятиклассник из села Старое Иванцево Дмитрий Курташкин. На торжественном открытии присутствовали родные сестра и брат Тани - Нина и Михаил Савичевы. А вот инициатором сбора денег для надгробного памятника и монумента стала… Эдита Пьеха.
В 1976-м радиостанция «Юность» пригласила певицу поездить с концертами по студенческим строительным отрядам.
«По дороге в Лукоянов Горьковской области наша машина вдруг свернула с шоссе и остановилась у маленького сельского кладбища рабочего посёлка Шатки, - переносится в прошлое знаменитая исполнительница. - Как оказалось, там похоронена Таня Савичева. Я была потрясена, ведь как многие ленинградцы верила, что она покоится на Пискарёвском кладбище».
Народная артистка пообещала посвятить мужеству девочки песню. Своё обещание она сдержала. Во время второго визита в Шатки Эдита Станиславовна исполнила «Балладу о Тане Савичевой», которую написали композитор Е. Дога и поэт В. Гин. Вскоре песня прозвучала на Центральном телевидении, вызвав новую волну интереса к трагической судьбе блокадного ребёнка. «Моя землячка, Савичева Таня,/ Прости, что не пришла к тебе с цветами,/ Не знала, что тебя я встречу здесь,/ Где слева лес, и справа лес». На концерт-реквием, который проходил прямо на огромной поляне, собрались почти все жители окрестных деревень. Сбор от выступления и стал первым взносом в сооружение будущего комплекса. А Эдите Пьехе было присвоено звание почётного гражданина посёлка Шатки, которое она с гордостью носит и сегодня.
Тогда же возникла идея увековечить не только память Тани, но и всех детей - жертв фашизма. Однако наступили перестройка, кризис, и такой мемориал был открыт лишь в 2010 году, к 65-й годовщине Победы. Также в Шатках реконструировано здание бывшей типографии, где разместился музей школьницы. Её именем названа одна из улиц, а в краеведческом центре воссоздана комната семьи Савичевых.
В 2000-х один из губернаторов Петербурга предложил родственникам перезахоронить прах Тани на Пискарёвском кладбище. Но они попросили оставить всё, как есть. Так, девочка, ставшая одним из горестных символов блокады, навсегда осталась в нижегородской земле. Сегодня Шатки включены во многие туристические маршруты. Поклониться Тане часто приезжают и её сверстники из Петербурга, на могиле всегда цветы. Никто не забыт и ничто не забыто.
Новогодний кусочек хлеба. Житель блокадного Ленинграда о войне и Сибири 
Суп из кожаных ремней. Два года родители разыскивали маленькую Свету 
Марафоны Гаврилова. Как блокадный мальчик превратился в настоящего атлета 
Семья Татти. Блокадник - о боли, скитаниях и финских корнях 
«Слез нет, на душе жутко». 5 самых известных блокадных дневников