Продолжение. Начало в NN 24, 25
Это великая тайна: как и где рождаются стихи. Но про стих "Думали: нищие мы, нету у нас ничего..." можно сказать точно: он появился на свет на мосту, на Троицком мосту:. И случилось это 12 апреля 1915 года. "Я написала его, - вспоминала Ахматова, - когда Гумилев лежал в лазарете. Я шла к нему, и на Троицком придумала его... Не хотела его печатать, говорила - "отрывок", а Гумилев посоветовал именно так и напечатать"...
Ахматова шла на Введенскую. Здесь, где ныне огромный жилой дом (Введенская ул., 1), был лазарет деятелей искусств. В нем лежал фронтовик, кавалер пока еще одного Георгия и известный поэт Николай Гумилев. Воспаление почек. Считается, простудил их на фронте. Но так ли? - ведь он с молодости пренебрегал здоровьем. Одна художница смеялась, что он считал "недостойным мужчины носить калоши". Другие носили, было даже модно, а он - презирал... Ахматова в лазарет ездила поначалу из Царского, а потом, чтобы быть ближе, сняла неподалеку комнату. Дом, где нашла кров на 2 месяца, назвала красиво - "Пагода". Сняла комнату, навещала... Значит, любила? Не знаю. Знаю, что к 1915 году они с Гумилевым давно уже не жили вместе - оставались друзьями. У него были романы, была дуэль из-за женщины с Волошиным, был внебрачный сын Орест, которого родила ему актриса Ольга Высотская. Теперь он "крутил роман" с Татьяной Адамович, хотя в лазарете флиртовал и с дочерью архитектора Бенуа. У нее тоже были привязанности. Ахматова вообще, еще до венчания, сказала жениху: "Не люблю, но считаю вас выдающимся человеком". Он едко улыбнулся (они ехали в одесском трамвае) и спросил: "Как Будда или как Магомет?.." А еще раньше, там же, на юге, призналась ему, что он не первый. Из-за этого Гумилев и пытался отравиться...
Да, Ахматова "спешила жить и ни с чем не считалась". Один из ее романов и начался, когда она вьехала сюда, в "Пагоду" - затейливый дом с пузатыми колоннами, портиками, сфинксами. "Весной 15 года переехала в Петербург (Пушкарская, 3), - писала она. - Была сырая и темная комната... и там я заболела туберкулезом, т.е. у меня сделался бронхит". Но за полмесяца до этого в жизни Ахматовой и случился роман "в 3 дня" с Борисом фон Анрепом. Анрепу, поэту, художнику, воину, она посвятит более 30 стихов. Да и он не забудет эту любовь: "Мы катались на санях, обедали в ресторанах, и все время я просил ее читать мне стихи; она улыбалась и напевала их тихим голосом... Их познакомил Николай Недоброво. Но до того он писал Анрепу: "Красивой ее назвать нельзя, но внешность ее настолько интересна, что с нее стоит сделать и... рисунок, и... портрет маслом, а пуще всего, поместить ее в самом значащем месте мозаики". Анреп был известным художником, у него была выставка в Лондоне, ему поручили работать над фресками в Вестминстерском дворце.: Одного не угадал Недоброво: того, что идея его будет осуществлена просто буквально...
Ахматова проводит Анрепа на фронт, откуда он привезет ей однажды большой деревянный крест, найденный в разрушенной церкви. "Нехорошо дарить крест: это свой "крест" передавать. Но вы уж возьмите". Она в ответ даст ему кольцо. Он вспоминал: "Я закрыл глаза. Откинул руку на сидение дивана. Внезапно что-то упало в мою руку... это было черное кольцо: "Возьмите, - прошептала она. - Вам". Потом попросит вернуть его (оно было из камня бабушкиного ожерелья), но Анреп заверит: "Кольцо будет в дружеских руках". А однажды в ресторане вокзала, провожая Гумилева, Ахматова жаловалась, что Анреп не идет и не пишет. Гумилев ударил по столу рукой: "Не произноси больше его имени!" Ахматова помолчала. Потом робко спросила: "А можно еще сказать?" Он рассмеялся: "Ну, говори!"... Пообедав, направились к перрону. И вдруг тот, о котором говорили, встречается в дверях. Здоровается, заговаривает. Она с царственным видом произносит: "Коля, нам пора"... Гумилев тут же предлагает Ахматовой пари на 100 своих рублей против ее одного, что этот человек будет ждать ее у выхода. А при следующей встрече, не здороваясь, не целуя ей руки, Гумилев кричит: "Давай рубль!"
В революцию Анреп, сняв с шинели погоны, пришел к ней по льду Невы, под пулями, на Выборгскую, где она жила у подруги (Боткинская, 9). "Не потому что любил, - считала она. - Ему приятно было под пулями пройти". Сказал, что уезжает в Англию, что любит "цивилизацию разума, а не религиозный и политический бред". Но интересно не это. В Англии он станет знаменитым художником и в Национальной галерее, где ему предложат выложить многофигурную мозаику, создаст в центре ее портрет Ахматовой. Точь-в-точь, как предлагал ему когда-то Недоброво...
Да, в "Пагоде" она перенесет на бумагу стих, с которого я начал этот рассказ: "Думали: нищие мы, нету у нас ничего..." Но что она знала тогда о нищете? Нищей (в прямом смысле слова!) она станет, когда будет выбегать на улицу, чтобы прикурить папиросу, - исчезнут даже спички. Но как "встретит" нищету - об этом у следующего дома Ахматовой.
...А знаете, как закончится "история", начавшаяся в этом доме? В 60-х, через пятьдесят лет, Ахматова окажется в Париже. Отыщет Анрепа. "Он был как деревянный, видимо, после удара, - признается она. - Мы не поднимали... глаз, мы оба чувствовали себя убийцами". Анреп напишет о встрече иначе: он не поднимал глаз, потому что боялся: вдруг она спросит про кольцо, про свой подарок. Ведь он его, пусть и не по своей вине, но потерял... Увы, потерял он, думаю, нечто гораздо большее.
Шестое окно 
Борьба с «бесами» мужа. Как Анна Сниткина спасала Федора Достоевского