Сотню лет назад петербургские трактирщики взяли новую моду - дабы привлечь посетителей, начали переименовывать свои заведения в рестораны. Правда, от смены вывески мало что менялось в самом трактире: тот же зал, те же слуги. Вот и трактирщик Никита Еремов решил, что пора выходить на высокий уровень. Переименовав трактир в ресторан, он все же прогнал кухонного мужика, который ничего, кроме солянки, готовить не умел. По рекомендации из мясной лавки к нему пришел повар, представившийся французом. Типично русское лицо вызывало, конечно, большие сомнения в парижском происхождении гостя.
- Какой губернии будешь, француз? - спросил Еремов.
- Тверской, Ржевского уезда, - гаркнул повар.
- Давно ли в Петербурге за плитой возишься?
- Седьмой год-с, к вам прямо из сада "Вавилон", - важно заметил повар.
- Тот еще сад, - хмыкнул Еремов. - Что готовить умеешь?
- Да все! Что рыбник да мясник доверят - то и подаю.
- Я, братец, все на наличные покупаю, потому мне что-нибудь звонкое да хлесткое требуется. Сам понимаешь, в ресторане почками по-русски да солянками никого не удивишь, сбежит народ от такого меню, - продолжал ресторатор.
В ответ повар молча представил свою "вавилонскую" афишку, где говорилось, что "кухней заведует опытный повар Андрэ Фритюр из парижского кафе-концерта "Алие де Рояль".
- Какие уж тут солянки при таком имени, - едва не обиделся повар, - за все время только один случай и был, чтобы посетитель сбежал. Да и то не я виноват, а пулярда под абиссинским соусом. Слишком уж дух у нее сильный был, даже соусом было не сбить... да и недалеко он убежал, дальше несли его. На том и стоим, чтобы сердито было.
- Сердито, не сердито, а мне за 35 монеток надо обед из трех блюд подать, да чтобы все французские, - гнул свое Еремов.
- Да очень просто, - заверил повар. - На первое пойдет суп "Рошфор".
- Как по-русски? - перебил Еремов.
- Да гороховый, а "Рошфор" для французского лака. На второе "бефь финансье, гарнитур а-ля ренессанс".
- А что сей камуфлет означает?
- Мясо из супа с мятой картошкой, а на десерт "плезир де Нансен", то бишь брусничное варенье на хлебной корке. Слово даю, кто такое меню почитает, тотчас обед потребует, - убеждал повар.
- Да, но что после обеда скажет? - задумался Еремов.
- Ничего не скажет, икота одолеет, - успокоил "кухонный мастер".
- А вот еще ужины мы вводим из двух блюд за четвертной, сможешь? - продолжал ресторатор.
- Уж больно дешево, 25 копеек за ужин... А с которого часа ужины? - поинтересовался повар.
- В 11 закрываемся, а ужины с семи.
- Опасно. Ужин надо подавать за час до закрытия.
- Это еще почему?
- Так чтобы у клиента времени скандальничать не было. Впрочем, мне-то все единственно: что с обеда останется, то на ужин под другим прозвищем и пойдет. Снял, например, с мяса мятую картошку, положил жареную, вот вам и "беф Сара Бернар де вояль".
В качестве рыбных блюд повар предложил "ершей шерше ля фам и судака а-ля финита ля комедия".
- Да вы не волнуйтесь, у меня даже селедка с луком не иначе как "фру-фру Туан" называлась, - успокоил он Еремова.
За свое "искусство" повар потребовал положить 60 рублей, дескать, есть и пить-то нужно.
- Ну, пить я еще понимаю, - удивился трактирщик, - но чтобы человек у плиты себя прокормить не мог, не поверю.
- Да помилуйте, - охнул повар, - у меня ж дети малолетние, их еще на ноги поставить надо, зачем же мне через еду "французскую" на себя руки накладывать - я это есть не буду.
На том и порешили. На следующий день "обновленная" ресторация открыла двери. Посетители шли толпой, желая задешево отобедать французскими блюдами. Правда, такая жизнь в ресторане еремовском длилась недолго. Однажды что-то там повар с "Сарой Бернар" перемудрил, а тут какой-то важный гость случайно зашел да попробовал... Клиента еле откачали, а Еремова с поваром в тюрьму определили, причем последнего, как он ни просил, строго-настрого к тюремной кухне пускать запретили. Арестанты - они, конечно, преступники, но тоже люди - что ж их на мучения обрекать.