Неприятности начались с утра. Экспресс номер восемь на Гельсингфорс подъезжал к станции, где было не протолкнуться от ожидавших местного поезда. Вдруг неизвестно как навстречу пассажирскому составу выскочил товарняк, машинист его будто ослеп. Раздался треск и грохот. Каким-то чудом все остались живы, пострадали только поезда и пути. Но недостаток жертв восполнился спустя несколько часов, когда едва-едва успели убрать следы катастрофы. Из-под тормозившего у станции поезда раздался истошный вопль - раздавлена оказалась некая молодая дама в трауре. Что случилось, никто так и не смог понять. Вроде бы женщина переходила из вагона в вагон: Очевидцы говорили, что если бы несчастная, упав, не дергалась, то осталась бы жива, а так ее буквально разрезало пополам. Дотошные журналисты вскоре выяснили, что, возможно, это вовсе и не был несчастный случай. Погибшая оказалось дочерью одного купца. Не так давно она вышла замуж за некоего финна, причем вопреки воле батюшки. Разгневанный купец дочурку проклял, но оказался слаб сердцем и вскорости скончался. Родня ополчилась на несчастную, называя ее отцеубийцей, посему женщина от безысходности и решила повторить "подвиг" Анны Карениной.
Пока на Удельной снова наводили порядок после трагедии, на перронах собралась изрядная толпа зевак, которые бурно обсуждали прошедшие события. Расходиться никто не собирался.
- Уверенно вам говорю, надо ждать третьего акта, - вещал субъект в потертом сюртуке, - Бог троицу любит, даже когда нас, грешных, карает.
И точно, спустя пару часов пришло известие, что недалеко от станции горит поезд из Выборга. Огонь в багажном отделении заметили сами пассажиры. Состав остановили, все высыпали из поезда и попытались спасти свои вещи. Но оказалось, что тушить огонь нечем: до станции далеко, водоемов поблизости нет. На свою беду, вез в этом поезде один выборжец молоко на продажу в столицу. Прознавшие об этом пассажиры тут же решили, что добро, залитое молоком, все лучше сгоревшего, а значит, надо тушить тем, что есть. Хозяин молока возражал, дескать, пожар - еще не повод, чтобы молоко переводить и ему, несчастному, разорение чинить. За такие слова он был бит разгоряченными "пожарниками" и был вынужден сдаться. Впрочем, пользы от молочного тушения не вышло никакой - унять огонь так и не удалось. Посему, когда на место происшествия прибежали зеваки с Удельной, они застали "восхитительное" зрелище полыхающего состава на фоне темнеющего неба: В Петербурге же с того дня еще долго ходили слухи о том, что на Удельной нечистый завелся: поезда и людей губит без разбора.