Каких только нет средств для укрепления волос! А они все равно выпадают. То ли плохая вода с воздухом виноваты, то ли стрессы, то ли еще что, но человечество упрямо лысеет. Лысым делают имплантацию искусственной шевелюры, а те, у кого еще на голове что-то есть, бережно моют эти остатки самыми разными шампунями.
А вот на комбинате "Аист", который выпускает хозяйственное мыло и стиральные порошки, уверены, что можно мыть голову и стирочным мылом, если оно грамотно сделано. Это подтверждает более чем 135-летняя история мыловарни Жукова, которая трансформировалась в нынешний "Аист".
Ярославский скарабей
Дело было так. Ярославский мужик Алексей Жуков, подкопив рублей, двинулся в столицу, где купил на Боровой улице лавку и стал торговать мылом и свечами. Вскоре Жуков накопил на мыловаренно-салотопенный заводик у реки Лигвы неподалеку от Московской заставы. И принялся варить мыло, забросив свечное дело. Нынешний комбинат находится все на том же месте, только реки Лигвы в помине нет - засыпали.
Много мыла смылилось с тех времен, когда жуковская продукция начала победоносное шествие по России. С тех времен практически без переделок сохранилась только одна, зато самая главная постройка комбината - химическая лаборатория. Жуков оказался очень передовым хозяином: он пригласил на работу немецких мастеров, чтобы те варили мыло по последнему слову органической химии. Сын Алексея - Александр Жуков - пригласил уже не мыловаров, а профессоров-химиков. Он после окончания Петербургского университета знался со всеми знаменитыми химиками и довольно тесно общался с Менделеевым, и в лаборатории до сих пор висит портрет Менделеева с его автографом. Гербом семьи Жуковых (которая, кстати, состоит в родстве с купцами Елисеевыми) стал жук-скарабей, приносящий, по преданию, богатство.
Мебель в кабинете заведующей лаборатории "Аиста" Тамары Зиминой дореволюционная. За огромным столом, который занимает полкомнаты, сидели когда-то и сам Жуков, и приходивший к нему в гости Менделеев. На мореном шкафу стоит странная штука - она кажется какой-то окаменелостью, помещенной под стеклянный колпак. Штука выглядит как полукруглый кусок необработанного гранита - темного с желтыми прожилками. Зимина развеивает все сомнения: это кусок мраморного мыла, просто он сварен не меньше 130 лет тому назад, оттого и ценен.
Мыло с маком
Мраморное мыло у Жукова получалось лучше многих других сортов. Когда-то и этот кусок был белым с голубыми прожилками - отсюда и название. За годы хранения мыло окислилось, потемнело, заматерело. Но даже сейчас этим мылом можно что-то постирать. Оно потеряло товарный вид, но не свои качества. Хозяйственное, или, как говорили раньше, стирочное мыло может храниться долгие годы, так что в случае чего запасы у нас есть. А такой здоровенный кусок оттого, что мраморное мыло и варилось в огромных емкостях огромными кусками, и время его созревания было куда дольше, чем у всех других сортов. Трудно сделать рокфор, но мраморное мыло - не легче.
Шкафы в старой лаборатории забиты раритетами. Вот книги по органической химии, которые Зимина дает в руки лично и выносить из кабинета не разрешает - на них стоит чей-то масонский экслибрис. Вот банки-склянки с семенами, из которых вырабатывались жиры - лещина, мак, сурепка. Вот журнал записей по лаборатории, который каллиграфическим почерком вел сам Жуков. Вот огромные стеклянные емкости с глицерином, из которого потом делали динамит - Жуков получил право на снабжение русской армии и флота мылом и глицерином, что говорит о качестве товара. Теперь этот глицерин не подойдет никакому бомбисту, потому что вещество заполимеризировалось и совершенно не годится в дело.
Каждым из выставленных на огромных застекленных полках куском мыла можно теоретически помыться, не говоря уже о стирке. Теоретически - потому что это коллекция, и никто не даст ее бездарно изводить на мытье. Есть экспонаты совсем древние, есть помладше. Например, синенькому мылу "Дельфин" едва лет десять. Другому синенькому прямоугольничку - гораздо больше, и называется он "эрзац-мыло".
Во время войны и сразу после нее мыловары не могли себе позволить употреблять высококачественные натуральные жиры на мыло - все шло на еду. Мылу доставались какие-то отжимки, а все остальное приходилось на глину. Те самые синие глины, которыми так богаты питерские окрестности и которым приписывают лечебные и дезинфицирующие свойства, и были основой эрзац-мыла. Свою функцию такое мыло выполняло: руки оно отмывало, очень грязную одежду отстирывало, а на большее в те годы никто и не замахивался. Ведь кусочек туалетного мыла тогда стоил целое состояние.
Кто кладет мыло в рот
В последнее время от старой лаборатории отпочковалась новая и современная, построенная по соседству и напичканная супероборудованием. Новая лаборатория надрывается день и ночь. Ведь процесс варки мыла безостановочный. Лаборанты тоже сидят ночами - контроль качества должен быть неусыпным.
Ночами работают и мыловары - в три смены. Поскольку на мыловара нигде не учат, эту премудрость приходится постигать самим, в процессе работы. Любопытно, что на "Аисте", как нигде, распространены династии. Старые мыловары передают опыт юным - своим детям и внукам, многие из которых просто вырастают на комбинате. Мыловара со стажем можно вычислить по языку, если он вам его, конечно, покажет. Кончик языка у таких людей немножко почерневший. Он сожжен щелочью, потому что мыловары пробуют мыло на вкус. Приборы приборами, но самый чувствительный инструмент - кончик языка - обмануть невозможно. Чуть в мыле есть щелочь (которой не должно быть), язык немедленно реагирует - его начинает щипать. Поэтому мыловары мыло, конечно, не едят, но за смену напробоваться приходится.