27 марта стартует фестиваль "Золотая маска", на котором представлены работы театров всей страны. Высшая национальная премия вручается по 62 номинациям, Петербург участвует в девятнадцати. На "Лучшую мужскую роль" выдвигается Алексей Девотченко за моноспектакль "Дневник провинциала в Петербурге" (режиссер Григорий Козлов). Эта же постановка номинируется как "Лучший спектакль малой формы".
Алексей Девотченко имеет уже немало наград - два "Золотых софита", премию Станиславского, Государственную (последняя - за спектакли "Лес" и "P.S. капельдинера Иоханнеса Крейслера"). Критики называют актера надеждой петербургской сцены, отмечая характерные для его ролей "интеллектуализм, эмоциональную подвижность, доходящую до неврастении, за маской которой - острый, насмешливый, порой желчный взгляд на жизнь". Интересно, что в творческом багаже Девотченко немало моноспектаклей, впрочем последняя работа - Хлестаков в "Ревизоре" Александринского театра.
Актерская свобода
- Алексей, поговорим о номинированном "Дневнике провинциала". Как родился спектакль?
- Очень давно, году в 89-м, когда в стране был книжный голод, на гастролях в Красноярске я увидел книжечку "Дневник провинциала в Петербурге" Салтыкова-Щедрина и от нечего делать купил. Хотя со школы ненавидел щедринских "Как мужик двух генералов прокормил" и "Премудрого пескаря". И вдруг безумно влюбился в этого автора. На мой взгляд, он не сатирик, а большой трагик и лирик, который гениально определил нашу отечественную ментальность как "русское досужество". Ну а как возникает моноспектакль? Приходит идея, но для воплощения должно наступить время, свой час. Впрочем, первый моноспектакль "Концерт для Саши Черного" мы с режиссером Григорием Козловым сделали потому, что после института оба были безработными.
- Вас называют актером Козлова, действительно, большинство спектаклей сделано в содружестве с ним. Как оно возникло?
- С Гришей познакомились еще при поступлении в театральный, вместе тряслись от страха в коридоре, потом ездили в колхоз, потом уже делали спектакли.
- Считается, что актер - чрезвычайно зависимая профессия, приходится играть то, что предлагают. Ваши моноспектакли - это способ вырваться на свободу?
- В определенной степени. Но я не считаю, что актер так уж подневолен, он должен быть свободен. У меня нет ни одной работы, на которую бы согласился против воли. Никогда не буду играть в пьесах Птушкиной! Как и многих других современных авторов.
- Не из-за этой ли вашей строптивости сменили несколько театров? Были в ТЮЗе, в Ленсовета, в МДТ у вашего учителя Додина, сейчас - в Александринке.
- Я человек не строптивый, но в творческих вопросах могу сказать "нет". Вот в ТЮЗе, куда пришел после института, нас, молодых, вводили в старые, уже разваливающиеся спектакли, за которые было стыдно. Помню, в "Работе над ошибками" у меня был длинный монолог восьмиклассника, безумно переживающего за двойку. Кошмар.
- У многих начинающих в тюзах было хуже: играли деревья, зверьков.
- Зверька я играл в Театре Ленсовета, куда меня занесло на месяц еще при Владимирове. Репетировал Серого Мышонка в "Каникулах кота Леопольда". Потом Игорь Петрович сказал: "Нет, Леша, все-таки мышат должны играть женщины, писклявыми голосами, а ты сиди в зале и следи за линией Пса-доктора". Такое предложение меня так возмутило, что это был последний день работы в Ленсовета.
Подарок судьбы
- Недавно в Александринке вы сыграли Хлестакова. Не мешала ли слава плеяды блистательных исполнителей этой роли, к примеру Горбачева?
- Хлестаков - подарок судьбы. При том работать с таким режиссером, как Валерий Фокин, - счастье, да еще в бешеном ритме: два с половиной месяца репетиций - и вперед. Ну а "классики" на меня абсолютно не давили, потому что я не видел ни Михаила Чехова, ни Эраста Гарина, ни Игоря Горбачева. Вот если бы, к примеру, пригласили сыграть в спектакле "Кроткая" - а я видел, как в этой постановке Додина гениально играл Олег Борисов, - отказался бы.
- Для актера - чем меньше знаешь, тем лучше?
- Чем меньше видишь, тем лучше (улыбается).
- А правда, что актеры подмечают у людей необычные повадки, черточки и "складывают" все это в творческую копилку?
- Подмечать, копировать, складывать в копилку - у меня такого нет, в работе над ролью все идет изнутри. Я согласен с высказыванием Оскара Уайльда, что актером человек становится, когда уже многое пережил, к сорока годам, сейчас мне тридцать семь.
Негде жить
- На счет пережитого: вы ведь уезжали на постоянное место жительства в Германию и вернулись. Наша газета об отъезде писала.
- В Германии я прочел вашу заметку! Садясь в поезд на Штутгарт, купил в киоске "Аргументы и факты". Каково же было изумление, когда увидел свою фотографию! В Германии мы с семьей пробыли меньше года. Когда я туда ехал, был договор с одним из русскоязычных режиссеров о конкретном проекте, но ничего не состоялось. Уехал я из Петербурга не из-за творческих проблем, а из-за жилищных, мне с женой и сыном негде жить.
- Знаю, но недавно промелькнуло сообщение, что вы получили квартиру в актерском доме.
- Никакой квартиры пока не получил. Хотя и до отъезда, и теперь мне стараются помочь в Союзе театральных деятелей, за что большое спасибо.
К сожалению, купить квартиру на доходы петербургского артиста невозможно, это нужно три государственные премии получить или не вылезать из сериалов.
- Вы ведь тоже в них снимались?
- Да, снимался из-за денег, как бы цинично это ни звучало, но в "Бандитском Петербурге" мне понравился сценарий, сама роль оперативника, да и режиссер Бортко - профессионал. Еще один высокопрофессиональный человек в кино - Огородников, я у него снимался в "Бараке" и в новой ленте "Черное небо, красный снег". Обе картины существуют и в киноварианте, и как сериалы. Недавно пригласил московский режиссер Грамматиков в картину "Сибирочка" по произведениям популярнейшей в начале ХХ века писательницы Лидии Чарской. Сценарий написан хорошим русским языком.
- Наша газета выходит незадолго до 1 апреля. Случались ли в вашей актерской жизни розыгрыши?
- Не припомню. В капустниках, даже еще когда были студентами, нам Додин запрещал участвовать, и правильно - нужно иметь право выходить на сцену. Актер в обыденном представлении - балагур, хохмач, душа компании, но это совсем не про меня. Я люблю побыть один, помолчать, подумать - артисту надо уметь молчать, сосредоточиваться. Мне не по нраву актерские посиделки, тусовки, когда все любят друг друга, выпивают вместе, и тут же - за спиной - говорят друг про друга гадости. Артист - это одинокий волк, и у него должна быть своя тема. Меня интересует проблема "художник и жизнь". Не художник и власть - с этим все понятно, а столкновение творческой личности и окружающей пошлости. И театр мне близок такой, куда публика приходит не развлекаться, а размышлять.
Константин Воробьёв: «Не узнают? Так это комплимент!» 
Как сбросить шелуху. Валерий Никитенко о смехе и «коварном жанре» 
Федот-стрелец как герой нашего времени 
«Я свободна, за это меня и не любят». Светлана Крючкова о театре и семье