Русский музей - крупнейшее в мире собрание отечественного искусства, здесь хранится 400 тысяч экспонатов. Коллекция Третьяковской галереи уступает в четыре раза. В апреле музей отметил свое 110-летие. Вот уже 17 лет коллектив возглавляет Владимир Александрович ГУСЕВ. На днях и у него был юбилей - 60 лет. Впрочем, на этом событии директор не зацикливается, называя его "делом семейным".
Мы избавились от пассивности и иждивенчества
- Владимир Александрович, я знаю, что в старинном рабочем столе вашего кабинета есть полка, на дне которой все директора, начиная с 1878 года, оставляют свои автографы. Вы - первый и единственный в истории музея - выборный. Так и остаетесь в данном статусе?
- Нет, хотя это не отменялось, но умерло вместе со многими реформами. Это была короткая "перестроечная" мода. Я в те годы ушел из музея в издательство "Аврора", но мои друзья предложили поучаствовать в выборах. Тогда еще не было пиара, но существовала борьба, претенденты выступали с программами. Я, помню, очень робко говорил о том, что нужно постараться самим зарабатывать, может быть, даже валюту. Тогда казалось, что заработать тысячу долларов - это фантастический результат. Сейчас зарабатываем столько, сколько в те годы и не снилось. А с директорами уже давно существует контрактная система.
- А ваш контракт на сколько?
- Так сразу и не припомню. Я на посту уже 17 лет, сильно-то за кресло не держусь. Не боюсь отчитаться не только перед коллективом, но и перед своей совестью.
- Сейчас ваш музей - один из самых успешных не только в Петербурге, но и в стране. А ведь в годы перестройки посещаемость резко упала, государство выделяло такие крохи, что музей едва выживал. Как удалось преодолеть катаклизмы?
- У нас сплотилась команда, и мы совпали с теми возможностями, которые дала реформа при всех ее тяготах и трудностях. Мы избавились от пассивности, иждивенчества, обрели необходимую свободу и чувство хозяина: не жить от получки до получки на свои 250 рэ, когда на докторскую колбасу и на водку хватает и незачем дергаться. Раньше мы делали двенадцать выставок в год, и это было рекордом, сейчас - 70, и не за счет потери качества. Мы научились работать программами. Не просто "дайте нам больше денег, чем в прошлом году", а разрабатываем программу и точно считаем, сколько на нее нужно. Нам очень помогло столетие музея, которое отмечали в 1998 году. Тогда появилась программа развития и реконструкции до 2008 года.
- Непонятно: в 1998 году отмечали столетие, а в 2005-м - 110-летие.
- Мы не лукавим. В истории музея есть две даты. Открылся он в марте 1898-го, но указ о создании император Николай II подписал в апреле 1895-го. Вот эту дату сейчас и отмечаем. И не банкетами и приемами, а также разработали программу, начав ее реализацию в Париже, где был наш стенд на Книжной ярмарке. Мы ведь издаем очень много альбомов. Все раскупили в первый же день. На другой день был прием, на котором почетными членами Общества друзей Русского музея согласились стать знаменитый писатель Морис Дрюон и президент Французской академии Карер Дантоз. В Общество друзей Русского музея входят и президент Владимир Путин, и губернатор Валентина Матвиенко. Продолжим празднование в Перми, где в эвакуации были наши вещи. А теперь мы там открываем выставку "Спасибо, Пермь", а в Челябинске - "Спасибо, Урал".
- Я понимаю, когда русские члены общества помогают музею. Но зачем это иностранцам?
- Среди них тоже есть немало поклонников России и русского искусства. Но хочу сказать, что, конечно, существует разница в положении Русского музея и Эрмитажа - нам с деньгами зарубежных спонсоров сложнее. Вот, к примеру, французы - патриоты импрессионистов, они охотно помогают Эрмитажу. Русское искусство еще мало знают в мире, и мы преодолеваем это незнание. Существует представление, кстати не только за рубежом, но и у нас, что наше изобразительное искусство второго сорта, вот литература и музыка - первого. Но любая культура самоценна.
- За границей до сих пор любят только авангард?
- Все зарубежные выставки делаем на деньги принимающей стороны, а кто платит, тот и заказывает музыку. Конечно, больше всего знают авангард, ну и иконы. Но, кажется, авангардом и соцартом наелись. Уже удается убеждать, что этим не исчерпывается наша художественная история. Вот в Италии, к примеру, провели выставку "Кандинский и русская душа". Кандинский - имя известное, но когда они увидели и Венецианова, это тоже показалось интересным.
И с "новыми русскими" можно работать
- Сейчас-то государство финансирует вас достаточно?
- Нас не обижают, но обычно от того, что просим, дают 30-40 процентов. На "скромную" жизнь хватило бы, если б не реставрация наших дворцов и территорий. Когда я пришел, у Русского музея было три здания, сейчас - шестнадцать. Да еще зеленая территория. Недавно к нам отошли Михайловский сад, Летний сад с дворцом Петра, домик Петра. Мы получаем все в жутком состоянии и приводим в порядок. Без государства здесь не обойтись, но добываем и сами. Когда-то одной из задач было: на 1 рубль входной платы - девять заработанных. Практически добились. Ну и, конечно, помогают благотворители. Культура - один из самых заинтересованных институтов в стабильном развитии страны, появлении среднего класса. Одного опасаемся - что посадка олигархов может стать системой (улыбается). До революции Россия была едва ли не впереди планеты всей по благотворительности и меценатству. Вот, к примеру, коллекция купца Плюшкина (его, кстати, знал Пушкин и подсказал имя Гоголю). В Русском музее есть иконы из плюшкинского собрания. Мы не идеализируем тех, кто тогда давал деньги: наверное, купец мог и загулять, мог и сторублевку на лысину официанту наклеить, но мог дать и на культуру. И с теми, кого мы презрительно называем "новыми русскими", можно работать, образовывать их, и тогда от них будет помощь культуре.
- Русский музей - федеральная собственность. Не чувствуете ли вы себя в городе чужими?
- Не то чтобы чужими, но, к сожалению, есть вот это разделение на "своих" и "федералов". Хотя человеку, который пришел в Летний сад, какая разница, к кому он относится. Важно, в каком состоянии сад. Мы уже получили деньги на рабочий проект реконструкции сада. Невозможно воссоздать ни петровское, ни елизаветинское, ни екатерининское время. Для этого сад пришлось бы уничтожить. Нужно привести его в порядок, прекратить разрушение.
"Это конвейер, из-за которого почти нет выходных"
- Все-таки меня удивляет, как вы, советский человек, так успешно перестроились.
- Во многом мне помогла стажировка в "Метрополитен-музее" и в Вашингтонской национальной галерее. Лет 30-40 назад американские и европейские музеи переживали сложную ситуацию - государство резко сократило финансирование. Музеи учились зарабатывать, открывали магазины, кафе, рестораны, искали благотворителей. В начале своей карьеры я получал выговоры за то, что мы слишком активно стали зарабатывать деньги, открывали валютные счета. Нам говорили, что это неправильно. А я отвечал: "Так вы научите, если такие умные, пришлите специалистов". Никого, конечно, не присылали. А теперь нас ругают за то, что недостаточно активно зарабатываем. Но музей не может все время думать о коммерции.
- Вы целиком и полностью вынуждены отдаваться административной деятельности? Все-таки вы искусствовед:
- Я благодарен каналу "Культура" и Бэлле Курковой за то, что она втянула меня в эти фильмы - "Век Русского музея". Каждый месяц два раза по полчаса идут мои авторские программы. Я сделал их за три года больше ста. Передачи заставляют меня писать не только письма: "Дайте денег", но и искусствоведческие тексты. Это конвейер, из-за которого у меня практически нет выходных, но зато он помогает не деградировать. Если ухожу в отпуск, оставляю несколько программ наперед.
- А где предпочитаете отдыхать?
- В основном на даче. Там у меня электричества нет, а поэтому самое приятное - нет и телевизора. Сидишь в глуши, даже не знаешь, какая власть в городе.
Питерская культура - подпольный миллионер? 
История отдаёт долги. Ольга Таратынова - о брендах Царского Села 
Музей - храм, а не базар. Пиотровский о юбилее Эрмитажа, запретах и халяве 
Музей над политикой. Михаил Пиотровский об ответственности и халяве