Юрий Сергеевич ПОПОВ оказался на фронте весной 1943 года. Он учился в 1-м Омском военно-пехотном училище им. М. Фрунзе, но, узнав о гибели отца под Ленинградом, подал несколько заявлений незамедлительно отправить в армию. Прошел боевой путь от Курска до Берлина.
Юрий Сергеевич был шофером 362-го (538-го) истребительно-противотанкового артполка. Его машина возила на прицепе пушку, а в кузове 20 ящиков снарядов, бочку бензина и пять человек орудийного расчета. Езда под обстрелом приводила к очень большим потерям среди шоферов, но судьба хранила Юрия Сергеевича. Сегодня мы публикуем его воспоминания.
Орденоносная самоходка
Шел победный 1945-й. В Польше во время жесточайших боев под Гдыней плотность артиллерийского огня была настолько велика, что в ствол одной из наших самоходок влетел немецкий снаряд. Конец ствола разорвало, командир орудия старший сержант Александр Ларин был контужен. Остальные члены экипажа не пострадали. Пролежав в медсанбате две недели, Ларин сбежал от медиков, и 2 мая 1945 года - день безоговорочной капитуляции берлинского гарнизона - встретил в Берлине на новой самоходке.
Эта героическая история имела неожиданное продолжение. Пока старший сержант пребывал в медсанбате, неисправную самоходку передали хозяйственникам, которые приспособили ее для транспортировки походной кухни. За рычагами сидел механик-водитель Константин Горбунов. Уже после Победы Ларин встретил Горбунова и подивился обилием орденов на его груди: "Откуда такой "иконостас"?" - "Да пока ты был в медсанбате, прослышав историю с самоходкой, ко мне зачастили журналисты. Приехал корреспондент корпусной газеты. Я рассказал, и вскоре: получил орден. Приехал корреспондент армейской газеты: опять орден. Эти два да плюс свои - вот тебе и "иконостас".
Единственная фронтовая фотография
В польском городе Сампольно, который освободили части нашего корпуса в начале 1945-го, мне и моим друзьям Володе Бескаравайному и Николаю Ремишевскому удалось сфотографироваться у местного фотографа. Это моя единственная фронтовая фотография. Но сделать ее оказалось сложно. Переговоры с фотографом не давали никаких результатов. На все наши просьбы он отвечал: "Нема ниц! Вшистко герман забрав!" ("Ничего нет! Все забрали немцы!"). И тут Ремишевского осенило: он предложил пану фотографу из своих трофейных запасов мешок сахарного песку и половину свиной туши. Все сразу нашлось. Фотограф даже пообещал, что на обратном пути мы получим готовые фотографии. Они хранятся у меня и по сей день, но вот Володя Бескаравайный на обратном пути погиб. Его машина шла впереди нашей, была атакована мессершмитом и загорелась. Вместе с ней сгорел и Володя.
Тыловые крысы
"Фронт и тыл - едины" - популярный плакат военных лет. Но вот какую историю о "единстве" рассказал мне Герой Советского Союза Николай Стрелков. В апреле 1943-го, после очередного ранения, он оказался в Солнечногорском госпитале под Москвой. Там обратил внимание на отделение, где находилось не менее двухсот здоровых молодых парней якобы на обследовании. Ситуация прояснилась, когда от 2-го Белорусского фронта к нам прибыл генерал Орел для комплектования частей специалистами. В качестве пополнения забрали всех подряд, даже инвалида, механика-водителя танка, у которого одна нога была короче другой на шесть сантиметров. Здоровые же мужики из специального отделения остались "обследоваться" до конца войны. Оказалось, что это были сынки высокопоставленных партноменклатурщиков.
Последние жертвы
После капитуляции берлинского гарнизона, которая прошла в шесть часов утра 2 мая, часть нашего полка оказалась в каком-то гараже или складе. Многодневные непрерывные уличные бои нас настолько вымотали, что хотелось только одного - спать. И вот мы, человек 30-40, повалились на пол и заснули. Но за окнами сияло яркое весеннее солнце, небо без единого облачка, поэтому часа через два встали, привели себя в порядок и без оружия пошли на прогулку в город, в котором наступил мир. Вышли на набережную канала, в окнах всех домов по его сторонам, как и по всему Берлину, были вывешены белые простыни, скатерти, полотенца - знак капитуляции. Только подошли к ближайшему мосту, услышали отдаленную артиллерийскую стрельбу и увидели в небе облачка от разрывов зенитных снарядов. Наши зенитчики без особого успеха пытались сбить реактивный самолет, который все мы впервые увидели в берлинском небе. Разрывы ложились далеко за хвостом "фашиста", зенитчики не привыкли стрелять по таким быстролетящим целям. Самолет между тем направился прямо в нашу сторону и начал сбрасывать бомбы. Первые же попали во флигель, из которого мы только что вышли. Точность бомбометания нас поразила. Следующая серия небольших бомб легла вблизи нашей группы. Бойцы из первой шеренги упали на мостовую. В нашей второй шеренге никто не пострадал, и мы бросились на помощь раненым. Это был последний всплеск войны, ее последние жертвы в уже капитулировавшем Берлине.
Приказ о демобилизации
Первый приказ министра обороны о демобилизации двенадцати старших возрастов солдат вышел вскоре после Дня Победы. К построению по этому поводу готовились с особым чувством радости. Перед строем появились командир полка и начальник штаба, который зачитал приказ и скомандовал: "Лицам, перечисленным в приказе, сделать шаг вперед!" Из строя вышли: четыре человека. Только четверо остались в живых из всех "двенадцати старших возрастов".
Фашисты снились в кошмарах 
Штрафбатя. Как Александр Пыльцын в 19 лет стал командиром роты штрафбата 
Автор симфонии «Шквал». Говоров спас Ленинград от немецкой артиллерии