«Давайте потреплемся!»
- "АиФ": Валерий Георгиевич, почему, на ваш взгляд, Довлатов остаётся одним из самых любимых и главное - созвучных нашему времени авторов?
- Потому что современную литературу можно сравнить с грохочущей пустой телегой. Уж сколько «новых гениев» прогрохотало, и - как ветром сдуло. А Довлатова мы вспоминаем, будто он только что ушёл из-за стола.
Одна студентка мне сказала: «Мы читаем только Гарри Поттера и Довлатова». Наверное, Довлатов потому попал в литературу будущего, что догадался: она будет лёгкая, телеграфная, без междометий и сложных предложений. Свои основные произведения он написал уже в эмиграции, в Америке, которая помогла ему избавиться от излишней «русскости»: морализаторства, давления на мозги. Он разгрузил литературу от всех этих «образов Болконского» и Павки Корчагина. Предложил - а давайте немножко потреплемся, и молодёжь на это клюнула.
Мы, писатели, со всеми своими метафорами и философиями застряли на мели, а Довлатов проскочил и помчался дальше. Смотрю на собственные книги - большие, тяжёлые. А его - как брошюрки, лёгкие, умещаются на ладони, удобно читать в транспорте. Его минимализм оказался более ходовым, Довлатов положил нас на лопатки, чем я восхищаюсь.
- "АиФ": Трудно вам было писать о своём друге и коллеге?
- Легко. Правда, сразу хочу сказать, что наша дружба была профессиональная, а не бытовая. Мы были люди близкие, цеплялись душевно друг к другу, но у каждого писателя - автономный путь. Семидесятые годы я помню очень хорошо, это был расцвет литературы. По улицам бегали Бродский, Конецкий, Битов, Голявкин, Довлатов - такого букета не было никогда. Было много встреч, споров. Мы тогда друг друга цитировали.
Я помню, как-то проснулись после выпивки, Довлатов подошёл к зеркалу, всмотрелся: «Да, как говорит Попов, с красотой что-то странное творится». Это было время, когда слово определяло всё. Сейчас люди говорят проще, короче, а тогда мы острили, комбинировали, играли словами.
Лучшая карьера - писательская
- "АиФ": При гнёте цензуры и властей литература, как и в целом культура, сумели расцвести. Почему подобного не наблюдается сейчас, в нашем демократическом обществе?
- Литературу отчасти создаёт праздность. Бродский, к примеру, даже не пытался «служить». Преобладала нищая питерская гордость: не будем ничем заниматься, будем работать на вечность. Мы могли часами болтаться по Невскому. Кстати, у здания, где теперь ваша редакция, я встретился с Довлатовым, мы пришли к его жене Асе и там родился сюжет, который я потом описал. Как гениально сказано у Набокова - мир создан в день праздности. А сейчас молодых писателей ставят на конвейер, говорят: давай, пять боевиков напиши, потом посмотрим, что у тебя там за «сокровенные» листочки. Этого Довлатов точно бы не выдержал, спился и послал бы всех.
- "АиФ": И престиж писателя в обществе падает?
- В нашей компании был человек, которому оставалось жить два месяца. Он всё равно с нами ходил. И умер через два месяца. Литература - это было самое интересное, что могло быть. Лучшая карьера - писательская. Сейчас она на 26-м месте стоит, если не ниже.
- "АиФ": Вас критикуют за то, что в книге вы не клеймите советские времена?
- В нашей стране при любой власти есть люди, единственное богатство которых - правильный политический курс. Сами они ничего не создают, но поправляют всех. Я им попался. Как-то на презентации серии «ЖЗЛ», в которой и вышла книжка про Довлатова, какие-то люди стали кричать из зала: «Позорная серия, зачем вы ''Сталина'' печатаете!» Я говорю: «Здесь сталинистов нет, есть довлатовцы, мережковцы, пастернаковцы...». - «Нет, вы за Сталина!» Возможно, этот «кронштадтский мятеж» докатился до Нью-Йорка. До жены Довлатова Лены, на которую пошли наезды. Мол, Попов - не тот человек, который может прикасаться к Довлатову, надо проверить, то ли он пишет. Так на меня наезжали лишь советские цензоры.
- "АиФ": И как это отразилось на книге?
- Последовал запрет на фотографии. В книге их нет, даже на обложке - изображение приколотой кнопочкой бумажки: «Здесь должна быть фотография Довлатова». Нелепая история, но в духе Сергея. Жизнь любила его клевать. Ему тоже говорили, что он агент КГБ, что он открыл газету «Новый американец» на деньги «органов». Получается, Сергей до сих пор в заварухе.
Миф и реальность
- "АиФ": До сих пор есть люди, которые обижены на Довлатова, потому что он написал о них смешное. О вас у него тоже есть.
- Некоторые с ним годами не разговаривали, а сейчас - ясно солнышко. Когда Довлатов затевал конфликты, всякие ахинеи - это была работа, а не зло: он прикидывал варианты, чтобы потом об этом написать.
Ко мне часто подходят молодые читатели с моими книжками, и рассказывают, что впервые узнали о Валерии Попове у Довлатова. Так что теперь он нам оказывает услуги.
- "АиФ": Довлатов любил создавать о себе мифы. Вы стремились к изображению «правды», не опуская и нелицеприятное?
- Ну, как про Довлатова можно написать плохое, оклеветать, когда он сам на себя такое накатал! По разным причинам, «правда» не всегда устраивала Лену.
Я хотел опубликовать письма Довлатова к ней в Америку - это единственная любовная лирика. Она это убрала. И больше следов любви не осталось, только конфликты, романы, внебрачные дети. И ещё убрала очень важную переписку Довлатова со своим издателем и другом Игорем Ефимовым. Хотя она давно в Интернете висит, я думал - всё устоялось. Вдруг - бах! Как можно в наше демократическое время запретить переписку серьёзных людей? Пришлось пересказать всё своими словами, и, может, нет худа без добра - энергичнее получилось. Да и женщин я никогда не осуждаю.
- "АиФ": У лучших русских писателей даже смерть превращается в легенду. Довлатов ведь не исключение?
- Довлатов умер по-русски, по-богатырски: от пьянки, в гульбе. Это была ещё одна гениальная капля в его собственную легенду, она как печать поставила. В свои 48 лет Сергей умер усталый, выложился полностью, талант выпил его. Ради слова он всё отдал. И как можно не любить человека, который погиб за литературу!
Валерий Попов: «Люди не поглупели!» 
Дина Рубина: «Я циник и пессимист. Не думаю, что книга кого-то изменит»