Сам Дмитрий Вересов далек от эпатажа: на тусовки не ходит, в телешоу не замечен, в депутаты не баллотируется. Кое-кто из читателей даже думает, что под этой фамилией скрывается группа «литературных негров»…
— Нет, хоть в соавторстве мне писать и доводилось, «афроамериканцы» под этой фамилией не скрываются, — говорит Дмитрий Александрович. — Правда, Вересов — это псевдоним, моя настоящая фамилия Прияткин. Почему отказался от такой «приятной» фамилии? В свое время я работал в издатель.-
стве редактором. И «зарубал» многие рукописи. И вот коллеги и начальство предложили написать что-нибудь самому. Тогда я принес несколько глав «Черного ворона». А поскольку в успехе не был уверен, то и подписался фамилией бабушки.
— Почему вас потянуло к мистике? Не была ли ваша бабушка ворожеей?
— Прямой зависимости здесь нет. Во многом это связано, конечно, с местом расположения моего родного города Петербурга. Четыре тысячи лет назад здесь было море. Появление нашего города связано, по преданию, с духами Ладоги. Море и сегодня стремится вернуться на свое место: наводнения случаются постоянно.
— Вы верите в сверхъестественное?
— Не скажу, что верю в полном смысле слова. Думаю, что есть связь с тонкими мирами. Но если бы нам было дано знать какая, мы бы обязательно знали. Однако какое-то предвидение все же есть. Вот однажды я отправился на какую-то необязательную встречу. Ехал на метро три остановки, и на каждой выходил, подсознательно желая вернуться домой. Все-таки побывал на мероприятии. А когда вернулся домой, то застал жену и детей, которые вытаскивали из пожара остатки домашнего скарба…
Портрет времени
— Помимо мистики в ваших романах много точных исторических и бытовых деталей. Это и городские пейзажи, события советской и постсоветской жизни…
— Да и у многих моих героев есть реальные прототипы, правда, неполные — что-то от одного, что-то от другого. Эти-то прототипы и живут настоящей жизнью. Бывший офицер «Рафалович» становится на излете советской власти бизнесменом и попадает за решетку. Потом новый старт — и пока все более чем успешно… «Татьяна Захаржевская» тоже занимается бизнесом в Европе, растит дочь. «Иван Ларин» — известный художник, очень неплохо обозначивший себя и в литературе.
Заметьте, что во все времена литераторы писали современные хроники через истории семей. Это были произведения Теодора Драйзера, даже его «Американская трагедия». Это и Голсуорси, «Клим Самгин» Максима Горького. И в советское время — Юрий Трифонов, «Дом на набережной».
И я по мере сил и в «Черном вороне», и в других своих романах стараюсь создать штрихи к портрету времени.
— Вас не удручает, что сейчас большинство наших соотечественников читают книги, чтобы узнать, кто кого убил или кто с кем спал? На серьезную литературу спрос все меньше…
— Меня волнует не то, что стало меньше читателей, а то, что стало много писателей.
— Простите, а писателями вы кого называете? Ксюшу Собчак, Оксану Робски и ребят из «Дома-2»?
— Впечатление такое, что все мало-мальски «раскрученные» персонажи — от политики, от спорта, от бизнеса и, само собой, от шоу-бизнеса — считают своим долгом отметиться и «книжным продуктом». Теперь вот и один гламурный сутенер поделился с народом откровениями. Книжные «бренды» становятся, по существу, неотличимы от торговых марок чипсов, футболок, шипучки… Главное, что «бизнес-проекты» с их миллионными рекламными бюджетами и медийной поддержкой вытесняют профессиональную литературу (и не только «серьезную», но и так называемые популярные жанры) на периферию читательского спроса.
Ницше — прикольный чувак
— Вам не хотелось бы вернуть если уж и не цензуру, то хотя бы художественные советы?
— Цензура ни к чему хорошему не приводит. Ни один чиновник, будь он хоть трижды профессор изящных искусств, не в состоянии, да и не вправе, решать, что можно читать и смотреть, а что нельзя.
И уж совсем нелепыми, если не сказать идиотскими, выглядят законодательные инициативы по укреплению чистоты русского языка. Попробуйте-ка «запретить употребление иностранных слов в официальных документах», когда «официальные документы» — это уже сочетание двух иностранных слов. Давайте просто думать о культуре речи — и, может быть, у наших государственных мужей будет чуть меньше «прОтоколов о намерЕниях», у наших правоохранителей — «возбУжденных» дел и «осУжденных» граждан, а у предпринимателей — «прейскурантов цен на сервисное обслуживание». А ПРЕВЕДЫ и МЕДВЕДЫ, приевшись, отомрут сами собой.
Кстати, очень хорошее начинание — плакаты в метро с примерами правильного и неправильного словоупотребления. По-моему, инициатором этой идеи выступила Людмила Алексеевна Вербицкая. Честь ей и хвала.
Но какой-то отбор издаваемых книг нужен, хотя бы на уровне профпригодности: что проходимо, а что совсем уж «за гранью добра и зла». Конечно, профессиональные худосоветы в этом плане были бы более свободны, чем издатель.
В большинстве развитых стран ведущие газеты имеют многостраничные литературные приложения — своего рода лоции в книжном океане. Да и издательства не стесняются продвигать действительно хорошие книги, а не только ловкие коммерческие поделки типа «Кода да Винчи». У нас пока все иначе: авторитетных книжных обозрений практически нет, а книжный рынок — это рынок «быстрых» денег, получаемых в основном за счет реализации продукции одноразовой.
— То, что в современных книгах писатели употребляют десяток слов наподобие Эллочки-людоедки, — это еще полбеды. Но теперь выходит масса книг на тюремном сленге и с матом через слово. Как вы к этому относитесь?
— К этому — плохо. Хотя… некоторые темы и типажи другим языком и не опишешь. Лично мне такие темы и типажи малоинтересны. Ненормативная лексика — это как перец в супе. Однако суп не может состоять из одного перца!
-. Как привить любовь к литературе?
— А как вообще привить любовь к чему-то хорошему? Развитием интереса, авторитетным мнением, личным примером… Мы стараемся всей семьей прививать любовь к литературе. Я десять лет преподавал в нашем Университете зарубежную литературу. Моя жена — преподаватель английского языка и литературы в специализированной школе — написала учебник, по которому ребятам интересно учиться. Увы, нашей школьной программой ни развитие хорошего вкуса, ни выработка интереса к изучаемому предмету — я не только про литературу! — не предусмотрены. Тут уже дело в таланте учителя, да и родителей тоже. Есть — повезло человеку. Нет — приходится самому доходить, постепенно. Вот я, например, посмотрел, что моя младшая дочь, тогда еще школьница, читала Ницше — «прикольный чувак!»
Дмитрий Ячанов: «Люблю балет» 
Поколение людоедок Эллочек? Прививать чтение молодым можно только хитростью 
Андрей Арьев: «Нормой художественной жизни становится своеволие»